Роман в четырех частях
Часть первая
I
В конце ноября, в оттепель, часов в девять утра, поезд Петербургско-Варшавской железной дороги на всех парах подходил к Петербургу. Было так сыро и туманно, что насилу рассвело; в десяти шагах, вправо и влево от дороги, трудно было разглядеть хоть что-нибудь из окон вагона. Из пассажиров были и возвращавшиеся из-за границы; но более были наполнены отделения для третьего класса, и всё людом мелким и деловым, не из очень далека. Все, как водится, устали, у всех отяжелели за ночь глаза, все назяблись, все лица были бледно-желтые, под цвет тумана. В одном из вагонов третьего класса, с рассвета, очутились друг против друга, у самого окна, два пассажира оба люди молодые, оба почти налегке, оба не щегольски одетые, оба с довольно замечательными физиономиями и оба пожелавшие, наконец, войти друг с другом в разговор. Если б они оба знали один про другого, чем они особенно в эту минуту замечательны, то, конечно, подивились бы, что случай так странно посадил их друг против друга в третьеклассном вагоне петербургско-варшавского поезда. Один из них был небольшого роста, лет двадцати семи, курчавый и почти черноволосый, с серыми маленькими, но огненными глазами. Нос его был широк и сплюснут, лицо скулистое; тонкие губы беспрерывно складывались в какую-то наглую, насмешливую и даже злую улыбку; но лоб его был высок и хорошо сформирован и скрашивал неблагородно развитую нижнюю часть лица. Особенно приметна была в этом лице его мертвая бледность, придававшая всей физиономии молодого человека изможденный вид, несмотря на довольно крепкое сложение, и вместе с тем что-то страстное, до страдания, не гармонировавшее с нахальною и грубою улыбкой и с резким, самодовольным его взглядом. Он был тепло одет, в широкий мерлушечий черный крытый тулуп, и за ночь не зяб, тогда как сосед его принужден был вынести на своей издрогшей спине всю сладость сырой ноябрьской русской ночи, к которой, очевидно, был не приготовлен. На нем был довольно широкий и толстый плащ без рукавов и с огромным капюшоном, точь-в-точь как употребляют часто дорожные, по зимам, где-нибудь далеко за границей, в Швейцарии или, например, в Северной Италии, не рассчитывая, конечно, при этом и на такие концы по дороге, как от Эйдткунена до Петербурга. Но что годилось и вполне удовлетворяло в Италии, то оказалось не совсем пригодным в России. Обладатель плаща с капюшоном был молодой человек, тоже лет двадцати шести или двадцати семи, роста немного повыше среднего, очень белокур, густоволос, со впалыми щеками и с легонькою, востренькою, почти совершенно белою бородкой. Глаза его были большие, голубые и пристальные; во взгляде их было что-то тихое, но тяжелое, что-то полное того странного выражения, по которому некоторые угадывают с первого взгляда в субъекте падучую болезнь. Лицо молодого человека было, впрочем, приятное, тонкое и сухое, но бесцветное, а теперь даже досиня иззябшее. В руках его болтался тощий узелок из старого, полинялого фуляра, заключавший, кажется, всё его дорожное достояние. На ногах его были толстоподошвенные башмаки с штиблетами, всё не по-русски. Черноволосый сосед в крытом тулупе всё это разглядел, частию от нечего делать, и наконец спросил с тою неделикатною усмешкой, в которой так бесцеремонно и небрежно выражается иногда людское удовольствие при неудачах ближнего: Зябко? И повел плечами. Очень, ответил сосед с чрезвычайною готовностью, и, заметьте, это еще оттепель. Что ж, если бы мороз? Я даже не думал, что у нас так холодно. Отвык. Из-за границы, что ль? Да, из Швейцарии. Фью! Эк ведь вас!.. Черноволосый присвистнул и захохотал. Завязался разговор. Готовность белокурого молодого человека в швейцарском плаще отвечать на все вопросы своего черномазого соседа была удивительная и без всякого подозрения совершенной небрежности, неуместности и праздности иных вопросов. Отвечая, он объявил, между прочим, что действительно долго не был в России, с лишком четыре года, что отправлен был за границу по болезни, по какой-то странной нервной болезни, вроде падучей или виттовой пляски, каких-то дрожаний и судорог. Слушая его, черномазый несколько раз усмехался; особенно засмеялся он, когда на вопрос: «Что же, вылечили?» белокурый отвечал, что «нет, не вылечили». Хе! Денег что, должно быть, даром переплатили, а мы-то им здесь верим, язвительно заметил черномазый. Истинная правда! ввязался в разговор один сидевший рядом и дурно одетый господин, нечто вроде закорузлого в подьячестве чиновника, лет сорока, сильного сложения, с красным носом и угреватым лицом, истинная правда-с, только все русские силы даром к себе переводят! О, как вы в моем случае ошибаетесь, подхватил швейцарский пациент тихим и примиряющим голосом, конечно, я спорить не могу, потому что всего не знаю, но мой доктор мне из своих последних еще на дорогу сюда дал да два почти года там на свой счет содержал. Что ж, некому платить, что ли, было? спросил черномазый. Да, господин Павлищев, который меня там содержал, два года назад помер; я писал потом сюда генеральше Епанчиной, моей дальней родственнице, но ответа не получил. Так с тем и приехал. Куда же приехали-то? То есть где остановлюсь?.. Да не знаю еще, право... так... Не решились еще? И оба слушателя снова захохотали. И небось в этом узелке вся ваша суть заключается? спросил черномазый. Об заклад готов биться, что так, подхватил с чрезвычайно довольным видом красноносый чиновник, и что дальнейшей поклажи в багажных вагонах не имеется, хотя бедность и не порок, чего опять-таки нельзя не заметить. Оказалось, что и это было так: белокурый молодой человек тотчас же и с необыкновенною поспешностью в этом признался. Узелок ваш все-таки имеет некоторое значение, продолжал чиновник, когда нахохотались досыта (замечательно, что и сам обладатель узелка начал наконец смеяться, глядя на них, что увеличило их веселость), и хотя можно побиться, что в нем не заключается золотых заграничных свертков с наполеондорами и фридрихсдорами, ниже с голландскими арапчиками, о чем можно еще заключить хотя бы только по штиблетам, облекающим иностранные башмаки ваши, но... если к вашему узелку прибавить в придачу такую будто бы родственницу, как, примерно, генеральша Епанчина, то и узелок примет некоторое иное значение, разумеется в том только случае, если генеральша Епанчина вам действительно родственница и вы не ошибаетесь, по рассеянности... что очень и очень свойственно человеку, ну хоть... от излишка воображения. О, вы угадали опять, подхватил белокурый молодой человек, ведь действительно почти ошибаюсь, то есть почти что не родственница; до того даже, что я, право, нисколько и не удивился тогда, что мне туда не ответили. Я так и ждал. Даром деньги на франкировку письма истратили. Гм... по крайней мере простодушны и искренны, а сие похвально! Гм... генерала же Епанчина знаем-с, собственно, потому, что человек общеизвестный; да и покойного господина Павлищева, который вас в Швейцарии содержал, тоже знавали-с, если только это был Николай Андреевич Павлищев, потому что их два двоюродные брата. Другой доселе в Крыму, а Николай Андреевич, покойник, был человек почтенный, и при связях, и четыре тысячи душ в свое время имели-с... Точно так, его звали Николай Андреевич Павлищев, и, ответив, молодой человек пристально и пытливо оглядел господина всезнайку. Эти господа всезнайки встречаются иногда, даже довольно часто, в известном общественном слое. Они всё знают, вся беспокойная пытливость их ума и способности устремляются неудержимо в одну сторону, конечно за отсутствием более важных жизненных интересов и взглядов, как сказал бы современный мыслитель. Под словом «всё знают» нужно разуметь, впрочем, область довольно ограниченную: где служит такой-то, с кем он знаком, сколько у него состояния, где был губернатором, на ком женат, сколько взял за женой, кто ему двоюродным братом приходится, кто троюродным и т. д., и т. д., и всё в этом роде. Большею частию эти всезнайки ходят с ободранными локтями и получают по семнадцати рублей в месяц жалованья. Люди, о которых они знают всю подноготную, конечно, не придумали бы, какие интересы руководствуют ими, а между тем многие из них этим знанием, равняющимся целой науке, положительно утешены, достигают самоуважения и даже высшего духовного довольства. Да и наука соблазнительная. Я видал ученых, литераторов, поэтов, политических деятелей, обретавших и обретших в этой же науке свои высшие примирения и цели, даже положительно только этим сделавших карьеру. В продолжение всего этого разговора черномазый молодой человек зевал, смотрел без цели в окно и с нетерпением ждал конца путешествия. Он был как-то рассеян, что-то очень рассеян, чуть ли не встревожен, даже становился как-то странен: иной раз слушал и не слушал, глядел и не глядел, смеялся и подчас сам не знал и не понимал, чему смеялся. А позвольте, с кем имею честь... обратился вдруг угреватый господин к белокурому молодому человеку с узелком. Князь Лев Николаевич Мышкин, отвечал тот с полною и немедленною готовностью. Князь Мышкин? Лев Николаевич? Не знаю-с. Так что даже и не слыхивал-с, отвечал в раздумье чиновник, то есть я не об имени, имя историческое, в Карамзина «Истории» найти можно и должно, я об лице-с, да и князей Мышкиных уж что-то нигде не встречается, даже и слух затих-с. О, еще бы! тотчас же ответил князь, князей Мышкиных теперь и совсем нет, кроме меня; мне кажется, я последний. А что касается до отцов и дедов, то они у нас и однодворцами бывали. Отец мой был, впрочем, армии подпоручик, из юнкеров. Да вот не знаю, каким образом и генеральша Епанчина очутилась тоже из княжон Мышкиных, тоже последняя в своем роде... Хе-хе-хе! Последняя в своем роде! Хе-хе! Как это вы оборотили, захихикал чиновник. Усмехнулся тоже и черномазый. Белокурый несколько удивился, что ему удалось сказать, довольно, впрочем, плохой, каламбур. А представьте, я совсем не думая сказал, пояснил он наконец в удивлении. Да уж понятно-с, понятно-с, весело поддакнул чиновник. А что вы, князь, и наукам там обучались, у профессора-то? спросил вдруг черномазый. Да... учился... А я вот ничему никогда не обучался. Да ведь и я так, кой-чему только, прибавил князь, чуть не в извинение. Меня по болезни не находили возможным систематически учить. Рогожиных знаете? быстро спросил черномазый. Нет, не знаю, совсем. Я ведь в России очень мало кого знаю. Это вы-то Рогожин? Да, я, Рогожин, Парфен. Парфен? Да уж это не тех ли самых Рогожиных... начал было с усиленною важностью чиновник. Да, тех, тех самых, быстро и с невежливым нетерпением перебил его черномазый, который вовсе, впрочем, и не обращался ни разу к угреватому чиновнику, а с самого начала говорил только одному князю. Да... как же это? удивился до столбняка и чуть не выпучил глаза чиновник, у которого всё лицо тотчас же стало складываться во что-то благоговейное, и подобострастное, даже испуганное, это того самого Семена Парфеновича Рогожина, потомственного почетного гражданина, что с месяц назад тому помре и два с половиной миллиона капиталу оставил? А ты откуда узнал, что он два с половиной миллиона чистого капиталу оставил? перебил черномазый, не удостоивая и в этот раз взглянуть на чиновника. Ишь ведь! (мигнул он на него князю) и что только им от этого толку, что они прихвостнями тотчас же лезут? А это правда, что вот родитель мой помер, а я из Пскова через месяц чуть не без сапог домой еду. Ни брат, подлец, ни мать ни денег, ни уведомления ничего не прислали! Как собаке! В горячке в Пскове весь месяц пролежал. А теперь миллиончик с лишком разом получить приходится, и это по крайней мере, о господи! всплеснул руками чиновник. Ну чего ему, скажите, пожалуйста! раздражительно и злобно кивнул на него опять Рогожин, ведь я тебе ни копейки не дам, хоть ты тут вверх ногами предо мной ходи. И буду, и буду ходить. Вишь! Да ведь не дам, не дам, хошь целую неделю пляши! И не давай! Так мне и надо; не давай! А я буду плясать. Жену, детей малых брошу, а пред тобой буду плясать. Польсти, польсти! Тьфу тебя! сплюнул черномазый. Пять недель назад я вот, как и вы, обратился он к князю, с одним узелком от родителя во Псков убег, к тетке; да в горячке там и слег, а он без меня и помре. Кондрашка пришиб. Вечная память покойнику, а чуть меня тогда до смерти не убил! Верите ли, князь, вот ей-богу! Не убеги я тогда, как раз бы убил. Вы его чем-нибудь рассердили? отозвался князь с некоторым особенным любопытством рассматривая миллионера в тулупе. Но хотя и могло быть нечто достопримечательное собственно в миллионе и в получении наследства, князя удивило и заинтересовало и еще что-то другое; да и Рогожин сам почему-то особенно охотно взял князя в свои собеседники, хотя в собеседничестве нуждался, казалось, более механически, чем нравственно; как-то более от рассеянности, чем от простосердечия; от тревоги, от волнения, чтобы только глядеть на кого-нибудь и о чем-нибудь языком колотить. Казалось, что он до сих пор в горячке, и уж по крайней мере в лихорадке. Что же касается до чиновника, так тот так и повис над Рогожиным, дыхнуть не смел, ловил и взвешивал каждое слово, точно бриллианта искал. Рассердился-то он рассердился, да, может, и стоило, отвечал Рогожин, но меня пуще всего брат доехал. Про матушку нечего сказать, женщина старая, Четьи-Минеи читает, со старухами сидит, и что Сенька-брат порешит, так тому и быть. А он что же мне знать-то в свое время не дал? Понимаем-с! Оно правда, я тогда без памяти был. Тоже, говорят, телеграмма была пущена. Да телеграмма-то к тетке и приди. А она там тридцатый год вдовствует и всё с юродивыми сидит с утра до ночи. Монашенка не монашенка, а еще пуще того. Телеграммы-то она испужалась да, не распечатывая, в часть и представила, так она там и залегла до сих пор. Только Конев, Василий Васильич, выручил, всё отписал. С покрова парчового на гробе родителя, ночью, брат кисти литые, золотые, обрезал: «Они, дескать, эвона каких денег стоят». Да ведь он за это одно в Сибирь пойти может, если я захочу, потому оно есть святотатство. Эй ты, пугало гороховое! обратился он к чиновнику. Как по закону: святотатство? Святотатство! Святотатство! тотчас же поддакнул чиновник. За это в Сибирь? В Сибирь, в Сибирь! Тотчас в Сибирь! Они всё думают, что я еще болен, продолжал Рогожин князю, а я, ни слова не говоря, потихоньку, еще больной, сел в вагон да и еду: отворяй ворота, братец Семен Семеныч! Он родителю покойному на меня наговаривал, я знаю. А что я действительно чрез Настасью Филипповну тогда родителя раздражил, так это правда. Тут уж я один. Попутал грех. Чрез Настасью Филипповну? подобострастно промолвил чиновник, как бы что-то соображая. Да ведь не знаешь! крикнул на него в нетерпении Рогожин. Ан и знаю! победоносно отвечал чиновник. Эвона! Да мало ль Настасий Филипповн! И какая ты наглая, я тебе скажу, тварь! Ну, вот так и знал, что какая-нибудь вот этакая тварь так тотчас же и повиснет! продолжал он князю. Ан, может, и знаю-с! тормошился чиновник. Лебедев знает! Вы, ваша светлость, меня укорять изволите, а что коли я докажу? Ан та самая Настасья Филипповна и есть, чрез которую ваш родитель вам внушить пожелал калиновым посохом, а Настасья Филипповна есть Барашкова, так сказать даже знатная барыня, и тоже в своем роде княжна, а знается с некоим Тоцким, с Афанасием Ивановичем, с одним исключительно, помещиком и раскапиталистом, членом компаний и обществ, и большую дружбу на этот счет с генералом Епанчиным ведущие... Эге, да ты вот что! действительно удивился наконец Рогожин. Тьфу, черт, да ведь он и впрямь знает. Всё знает! Лебедев всё знает! Я, ваша светлость, и с Лихачевым Алексашкой два месяца ездил, и тоже после смерти родителя, и все, то есть все углы и проулки знаю, и без Лебедева, дошло до того, что ни шагу. Ныне он в долговом отделении присутствует, а тогда и Арманс, и Коралию, и княгиню Пацкую, и Настасью Филипповну имел случай узнать, да и много чего имел случай узнать. Настасью Филипповну? А разве она с Лихачевым... злобно посмотрел на него Рогожин, даже губы его побледнели и задрожали. Н-ничего! Н-н-ничего! Как есть ничего! спохватился и заторопился поскорее чиновник, н-никакими то есть деньгами Лихачев доехать не мог! Нет, это не то что Арманс. Тут один Тоцкий. Да вечером в Большом али во Французском театре в своей собственной ложе сидит. Офицеры там мало ли что промеж себя говорят, а и те ничего не могут доказать: «вот, дескать, это есть та самая Настасья Филипповна», да и только; а насчет дальнейшего ничего! Потому что и нет ничего. Это вот всё так и есть, мрачно и насупившись подтвердил Рогожин, тоже мне и Залёжев тогда говорил. Я тогда, князь, в третьегодняшней отцовской бекеше через Невский перебегал, а она из магазина выходит, в карету садится. Так меня тут и прожгло. Встречаю Залёжева, тот не мне чета, ходит как приказчик от парикмахера, и лорнет в глазу, а мы у родителя в смазных сапогах да на постных щах отличались. Это, говорит, не тебе чета, это, говорит, княгиня, а зовут ее Настасьей Филипповной, фамилией Барашкова, и живет с Тоцким, а Тоцкий от нее как отвязаться теперь не знает, потому совсем то есть лет достиг настоящих, пятидесяти пяти, и жениться на первейшей раскрасавице во всем Петербурге хочет. Тут он мне и внушил, что сегодня же можешь Настасью Филипповну в Большом театре видеть, в балете, в ложе своей, в бенуаре, будет сидеть. У нас, у родителя, попробуй-ка в балет сходить, одна расправа, убьет! Я, однако же, на час втихомолку сбегал и Настасью Филипповну опять видел; всю ту ночь не спал. Наутро покойник дает мне два пятипроцентные билета, по пяти тысяч каждый, сходи, дескать, да продай, да семь тысяч пятьсот к Андреевым на контору снеси, уплати, а остальную сдачу с десяти тысяч, не заходя никуда, мне представь; буду тебя дожидаться. Билеты-то я продал, деньги взял, а к Андреевым в контору не заходил, а пошел, никуда не глядя, в английский магазин да на все пару подвесок и выбрал, по одному бриллиантику в каждой, этак почти как по ореху будут, четыреста рублей должен остался, имя сказал, поверили. С подвесками я к Залёжеву: так и так, идем, брат, к Настасье Филипповне. Отправились. Что у меня тогда под ногами, что предо мною, что по бокам ничего я этого не знаю и не помню. Прямо к ней в залу вошли, сама вышла к нам. Я то есть тогда не сказался, что это я самый и есть; а «от Парфена, дескать, Рогожина, говорит Залёжев, вам в память встречи вчерашнего дня; соблаговолите принять». Раскрыла, взглянула, усмехнулась: «Благодарите, говорит, вашего друга господина Рогожина за его любезное внимание», откланялась и ушла. Ну, вот зачем я тут не помер тогда же! Да если и пошел, так потому, что думал: «Всё равно, живой не вернусь!» А обиднее всего мне то показалось, что этот бестия Залёжев всё на себя присвоил. Я и ростом мал, и одет как холуй, и стою, молчу, на нее глаза пялю, потому стыдно, а он по всей моде, в помаде и завитой, румяный, галстух клетчатый, так и рассыпается, так и расшаркивается, и уж наверно она его тут вместо меня приняла! «Ну, говорю, как мы вышли, ты у меня теперь тут не смей и подумать, понимаешь!» Смеется: «А вот как-то ты теперь Семену Парфенычу отчет отдавать будешь?» Я, правда, хотел было тогда же в воду, домой не заходя, да думаю: «Ведь уж всё равно», и как окаянный воротился домой. Эх! Ух! кривился чиновник, и даже дрожь его пробирала, а ведь покойник не то что за десять тысяч, а за десять целковых на тот свет сживывал, кивнул он князю. Князь с любопытством рассматривал Рогожина; казалось, тот был еще бледнее в эту минуту. «Сживывал»! переговорил Рогожин. Ты что знаешь? Тотчас, продолжал он князю, про всё узнал, да и Залёжев каждому встречному пошел болтать. Взял меня родитель, и наверху запер, и целый час поучал. «Это я только, говорит, предуготовляю тебя, а вот я с тобой еще на ночь попрощаться зайду». Что ж ты думаешь? Поехал седой к Настасье Филипповне, земно ей кланялся, умолял и плакал; вынесла она ему наконец коробку, шваркнула: «Вот, говорит, тебе, старая борода, твои серьги, а они мне теперь в десять раз дороже ценой, коли из-под такой грозы их Парфен добывал. Кланяйся, говорит, и благодари Парфена Семеныча». Ну, а я этой порой, по матушкину благословению, у Сережки Протушина двадцать рублей достал да во Псков по машине и отправился, да приехал-то в лихорадке; меня там святцами зачитывать старухи принялись, а я пьян сижу, да пошел потом по кабакам на последние, да в бесчувствии всю ночь на улице и провалялся, ан к утру горячка, а тем временем за ночь еще собаки обгрызли. Насилу очнулся. Ну-с, ну-с, теперь запоет у нас Настасья Филипповна! потирая руки, хихикал чиновник, теперь, сударь, что подвески! Теперь мы такие подвески вознаградим... А то, что если ты хоть раз про Настасью Филипповну какое слово молвишь, то, вот тебе бог, тебя высеку, даром что ты с Лихачевым ездил, вскрикнул Рогожин, крепко схватив его за руку. А коли высечешь, значит, и не отвергнешь! Секи! Высек, и тем самым запечатлел... А вот и приехали! Действительно, въезжали в воксал. Хотя Рогожин и говорил, что он уехал тихонько, но его уже поджидали несколько человек. Они кричали и махали ему шапками. Ишь, и Залёжев тут! пробормотал Рогожин, смотря на них с торжествующею и даже как бы злобною улыбкой, и вдруг оборотился к князю. Князь, неизвестно мне, за что я тебя полюбил. Может, оттого, что в этакую минуту встретил, да вот ведь и его встретил (он указал на Лебедева), а ведь не полюбил же его. Приходи ко мне, князь. Мы эти штиблетишки-то с тебя поснимаем, одену тебя в кунью шубу в первейшую, фрак тебе сошью первейший, жилетку белую али какую хошь, денег полны карманы набью, и... поедем к Настасье Филипповне! Придешь али нет? Внимайте, князь Лев Николаевич! внушительно и торжественно подхватил Лебедев. Ой, не упускайте! Ой, не упускайте!.. Князь Мышкин привстал, вежливо протянул Рогожину руку и любезно сказал ему: С величайшим удовольствием приду и очень вас благодарю за то, что вы меня полюбили. Даже, может быть, сегодня же приду, если успею. Потому, я вам скажу откровенно, вы мне сами очень понравились, и особенно когда про подвески бриллиантовые рассказывали. Даже и прежде подвесок понравились, хотя у вас и сумрачное лицо. Благодарю вас тоже за обещанные мне платья и за шубу, потому мне действительно платье и шуба скоро понадобятся. Денег же у меня в настоящую минуту почти ни копейки нет. Деньги будут, к вечеру будут, приходи! Будут, будут, подхватил чиновник, к вечеру, до зари еще, будут! А до женского пола вы, князь, охотник большой? Сказывайте раньше! Я, н-н-нет! Я ведь... Вы, может быть, не знаете, я ведь по прирожденной болезни моей даже совсем женщин не знаю. Ну коли так, воскликнул Рогожин, совсем ты, князь, выходишь юродивый, и таких, как ты, бог любит! И таких господь бог любит, подхватил чиновник. А ты ступай за мной, строка, сказал Рогожин Лебедеву, и все вышли из вагона. Лебедев кончил тем, что достиг своего. Скоро шумная ватага удалилась по направлению к Вознесенскому проспекту. Князю надо было повернуть к Литейной. Было сыро и мокро; князь расспросил прохожих, до конца предстоявшего ему пути выходило версты три, и он решился взять извозчика.Роман «Идиот», написанный Федором Михайловичем Достоевским в 1868-69 годах, до сих пор остается одним из самых читаемых произведений мировой литературы. А образ князя Мышкина является предметом дискуссий. Одни проводят четкую параллель между Мышкиным и Христом, называя главного героя «князь Христос» (или «князь Христа»), другие, напротив, считают его притворщиком и обманщиком, третьи убеждены, что в Мышкине живут два противоборствующих начала – божественное и греховное.
Сам Достоевский ставил цель изобразить «положительно прекрасного человека», идеал нравственной чистоты, который призван нести в порочный мир гармонию и примирение. Удалось ли посланнику добра хоть сколько-нибудь изменить действительность? Нашлось ли в мире место для света? Есть ли у христианской морали шанс на существование в объективной реальности? На все эти и многие другие вопросы ищем ответы в романе Достоевского «Идиот».
Часть первая: возвращение князя Мышкина
В вагоне третьего класса поезда Петербургско-Варшавской железной дороги ехали двое молодых людей. Один – лет двадцати семи, черноволосый курчавый, одетый в теплый тулуп – Парфен Семенович Рогожин, купеческий сын. Второй – лет двадцати шести–двадцати семи, белокурый, голубоглазый, остролицый, болезненного вида в тонком плаще, непригодном для русских холодов – князь Лев Николаевич Мышкин.
Между попутчиками завязался ни к чему не обязывающий разговор, в ходе которого выяснилось, что князь Мышкин последние четыре года провел в Швейцарии. За границу его отослал опекун Павлищев. В европейском санатории Мышкин лечился от эпилепсии и душевной болезни. Несколько лет назад Павлищев скончался, не оставив никаких распоряжений относительно своих денег, а князь Мышкин решил вернуться на родину. Все его состояние – скудный узелок с пожитками, да одежда, что на нем.
Парфен Рогожин, напротив, едет в столицу за миллионным состоянием. Несколько месяцев назад он сбежал из отчего дома, поссорившись с отцом. В скором времени родитель скончался, оставив старшему сыну большое наследство.
Рогожин проникается симпатией к странному князю, которого, казалось бы, совершенно не волнует собственное затруднительное положение. Миллионер приглашает его на обед, предлагает материальную помощь и даже делится интимной историей о страсти, которую он испытывает к одной петербургской красавице Настасье Федоровне Барашковой.
Приехав в Петербург, князь Мышкин первым делом навещает свою дальнюю родственницу Лизавету Прокофьевну Епанчину, которой он писал из Швейцарии, но так и не получил ответа. В семействе Епанчиных, мягко говоря, не рады бедному родственнику. Однако непосредственность и простота странного молодого человека так подкупают главу семейства, генерала Ивана Федоровича Епанчина, что он устраивает Мышкина на службу и подыскивает ему жилье.
Тут же Лев Николаевич знакомится с тремя дочерьми Епанчиных – Александрой, Аделаидой и Аглаей. Все красавицы, умницы, завидные невесты, но особенно хороша младшая Аглая. Кроме того, Мышкин заводит знакомство с протеже генерала Ганей Арделионовичем Иволгиным, в доме которого и поселяется. А самое главное – с Настасьей Филипповной Барашковой.
В прошлом Настасья Филипповна была содержанкой богача Тоцкого. Теперь Тоцкий собирается жениться на старшей дочери Епанчиных, а неуместную любовницу намерен отвадить. Поэтому-то и сватает ее Гане Иволгину, предлагая за Настасью приданное в размере восемнадцати тысяч рублей. Ганю смущает репутация невесты, но он готов переступить через условности ради возможного обогащения.
Неожиданный приезд Рогожина кардинально меняет планы Тоцкого, Иволгина и Епанчина, выступающего в роли посредника в заключении брака. Страстно влюбленный в Настасью Филипповну Рогожин, привозит 18 тысяч и предлагает возлюбленной руку.
Барашкову, кажется, забавляет происходящее. Она устраивает шуточный торг, в ходе которого ставку поднимают до ста тысяч. Спустя несколько дней, на вечер в честь именин Настасьи Филипповны, Рогожин привозит обещанные сто тысяч. Обескураженный Лев Николаевич Мышкин требует прекратить бесчестное по отношению к Барашковой действо и даже предлагает ей стать его женой. Тем более, что к этому времени Мышкин унаследовал крупный капитал, оставленный его теткой. Однако слова князя переводят в шутку. Настасья Филипповна бросает сто тысяч в огонь, предлагая горе-жениху Иволгину вытащить их голыми руками, и уезжает вместе с Рогожиным.
Часть вторая: преображение князя Мышкина
Минуло полгода. Лев Николаевич Мышкин проживает в Москве. Он очень богат, уже не так наивен, но по-прежнему добр и мил. Некоторое время у него был роман с Настасьей Филипповной, что так и не вышла за Рогожина. Но теперь все в прошлом, она покинула князя.
Мышкин, наконец, решается объясниться с Парфеном Рогожиным. Несмотря на показное добродушие, разговор выходит очень напряженным. Князь во всем видит тревожные знаки – в воспаленных глазах Рогожина, в небрежно брошенном садовом ноже, в картине Гольбейна «Мертвый Христос», что висит на стене. Сильнейшее эмоциональное напряжение приводит к рецидиву болезни и эпилептическому припадку.
Немного поправив здоровье, Мышкин переезжает в Павловск, где временно проживает семейство Епанчиных. Еще в Москве князь стал получать странные послания от младшей Епанчиной Аглаи – главной красавицы и всеобщей любимицы. Однако в последней записке девушка гневно приказала князю больше не показываться ей на глаза.
Ситуацию прояснила генеральша, матушка Аглаи. Оказывается, не так давно между юной Епанчиной и Настасьей Филипповной Барашковой завязалась переписка. Лизавета Прокофьевна настоятельно приглашает князя в гости, ведь все указывает на то, что дочь питает к Льву Николаевичу далеко не дружеские чувства.
Часть третья: сватовство князя Мышкина
Князь Мышкин на званом обеде у Епанчиных. Между ним и Аглаей недосказанность и напряжение. Девушка сперва расхваливает достоинства князя, затем заявляет, что никогда не пойдет за него замуж, если бы он даже умолял, потом начинает шутить и смеяться. Князь покидает дом генеральши в замешательстве. Однако уже на следующий день Лев Николаевич получает записку от Аглаи, в которой она назначает свидание на скамейке в парке. Молодые люди объясняются. Так начинается период сватовства князя Мышкина.
Старая рана
Любовную идиллию нарушает нежданное появление в Павловске Настасьи Филипповны. Она то и дело попадается на глаза князю, что доставляет ему немало волнений. Возвращаясь однажды от Епанчиных, он встречает в темноте сада бывшую любовницу. Она лишь говорит князю, что он видит ее в последний раз, и убегает прочь.
Четвертая часть: прощение князя Мышкина
Идут приготовления к свадьбе Аглаи Епанчиной и князя Мышкина. По этому поводу собирается так называемое «хорошее общество». Невеста волнуется, как бы жених не сглупил, поэтому приказывает князю помалкивать. Мышкин все-таки решается произнести речь, однако, разволновавшись, падает в обморок. «Чтож и хорош, и дурен, – говорят о князе, – но больше, конечно, дурен».
Аглае не дает покоя не только репутация князя в свете, но и его былая связь с Барашковой. Девушка устраивает встречу, во время которой хочет расставить все точки над «і». Она даже не могла предположить, что Настасья Филипповна, давече отказавшаяся от князя, прикажет выбирать между ней и Аглаей. Нервное напряжение доходит до предела, страсти накаляются, и князь выбирает Барашкову.
Мышкин по-прежнему готовится к свадьбе, только невеста другая. Настасья Филипповна пребывает в неспокойном состоянии – приступы веселья сменяются у нее неожиданной паникой, слезами, истериками. А в день свадьбы по дороге в церковь невеста встречает Рогожина и с криком «Спаси меня!» убегает вместе с ним.
Несостоявшийся жених Лев Николаевич Мышкин уезжает из Павловска и снимает номер в Петербурге. Он разыскивает Рогожина и невесту-беглянку. Однажды Парфен Семенович сам хватает князя в толпе и зовет его к себе. Вид у Рогожина нездоровый, взволнованный. В спальне, в которую Мышкина приводит бывший приятель, лежит Настасья Филипповна. Она зарезана садовым ножом.
Лев Николаевич не паникует, не пытается сдать убийцу правосудию или скрыться с места преступления. Он еще долго толкует с Рогожиным у постели, где крепко и навсегда заснула их возлюбленная. Мышкин успокаивает Рогожина, гладит его по голове и… прощает. Эта жуткая идиллия открылась перед глазами вошедших в комнату – мертвая Барашкова, убитый горем Рогожин и обезумевший Мышкин. Князь больше ничего не понимает и никого не узнает. Он Идиот.
4 (80%) 2 votes
Год написания:
1868
Время прочтения:
Описание произведения:
Одной из вершин русской литературы является роман Федора Достоевского , носящий название Идиот. Первоначально роман Идиот опубликовал журнал "Русский вестник" в 1868 году. Сам писатель Федор Достоевский считал этот роман своим любимым произведением, потому что именно здесь Достоевский наиболее глубоко раскрыл свою нравственную и философскую позицию, а также в романе хорошо отразились художественные принципы писателя.
Идея романа Идиот, чье краткое содержание вы найдете ниже, созревала у Достоевского, пока он жил в Германии и Швейцарии. Завершал работу писатель в Италии, Флоренция. Хотя сохранились три тетради, где записаны подготовительные материалы к роману, все-же, черновую и беловую рукописи романы уже не найти - они не дошли до наших дней.
Представляем вам краткое содержание романа Идиот.
Конец 1867 года. Князь Лев Николаевич Мышкин приезжает в Петербург из Швейцарии. Ему двадцать шесть лет, он последний из знатного дворянского рода, рано осиротел, в детстве заболел тяжёлой нервной болезнью и был помещён своим опекуном и благодетелем Павлищевым в швейцарский санаторий. Там он прожил четыре года и теперь возвращается в Россию с неясными, но большими планами послужить ей. В поезде князь знакомится с Парфеном Рогожиным, сыном богатого купца, унаследовавшим после его смерти огромное состояние. От него князь впервые слышит имя Настасьи Филипповны Барашковой, любовницы некоего богатого аристократа Тоцкого, которой страстно увлечён Рогожин.
По приезде князь со своим скромным узелком отправляется в дом генерала Епанчина, дальним родственником жены которого, Елизаветы Прокофьевны, является. В семье Епанчиных три дочери - старшая Александра, средняя Аделаида и младшая, общая любимица и красавица Аглая. Князь поражает всех непосредственностью, доверчивостью, откровенностью и наивностью, настолько необычайными, что поначалу его принимают очень настороженно, однако с все большим любопытством и симпатией. Обнаруживается, что князь, показавшийся простаком, а кое-кому и хитрецом, весьма неглуп, а в каких-то вещах по-настоящему глубок, например, когда рассказывает о виденной им за границей смертной казни. Здесь же князь знакомится и с чрезвычайно самолюбивым секретарём генерала Ганей Иволгиным, у которого видит портрет Настасьи Филипповны. Её лицо ослепительной красоты, гордое, полное презрения и затаённого страдания, поражает его до глубины души.
Узнает князь и некоторые подробности: обольститель Настасьи Филипповны Тоцкий, стремясь освободиться от неё и вынашивая планы жениться на одной из дочерей Епанчиных, сватает её за Ганю Иволгина, давая в качестве приданого семьдесят пять тысяч. Ганю манят деньги. С их помощью он мечтает выбиться в люди и в дальнейшем значительно приумножить капитал, но в то же время ему не даёт покоя унизительность положения. Он бы предпочёл брак с Аглаей Епанчиной, в которую, может быть, даже немного влюблён (хотя и тут тоже его ожидает возможность обогащения). Он ждёт от неё решающего слова, ставя от этого в зависимость дальнейшие свои действия. Князь становится невольным посредником между Аглаей, которая неожиданно делает его своим доверенным лицом, и Ганей, вызывая в том раздражение и злобу.
Между тем князю предлагают поселиться не где-нибудь, а именно в квартире Иволгиных. Не успевает князь занять предоставленную ему комнату и перезнакомиться со всеми обитателями квартиры, начиная с родных Гани и кончая женихом его сестры молодым ростовщиком Птицыным и господином непонятных занятий Фердыщенко, как происходят два неожиданных события. В доме внезапно появляется не кто иной, как Настасья Филипповна, приехавшая пригласить Ганю и его близких к себе на вечер. Она забавляется, выслушивая фантазии генерала Иволгина, которые только накаляют атмосферу. Вскоре появляется шумная компания с Рогожиным во главе, который выкладывает перед Настасьей Филипповной восемнадцать тысяч. Происходит нечто вроде торга, как бы с её насмешливо-презрительным участием: это её-то, Настасью Филипповну, за восемнадцать тысяч? Рогожин же отступать не собирается: нет, не восемнадцать - сорок. Нет, не сорок - сто тысяч!..
Для сестры и матери Гани происходящее нестерпимо оскорбительно: Настасья Филипповна - продажная женщина, которую нельзя пускать в приличный дом. Для Гани же она - надежда на обогащение. Разражается скандал: возмущённая сестра Гани Варвара Ардалионовна плюёт ему в лицо, тот собирается ударить её, но за неё неожиданно вступается князь и получает пощёчину от взбешённого Гани. «О, как вы будете стыдиться своего поступка!» - в этой фразе весь князь Мышкин, вся его бесподобная кротость. Даже в эту минуту он сострадает другому, пусть даже и обидчику. Следующее его слово, обращённое к Настасье Филипповне: «Разве вы такая, какою теперь представлялись», станет ключом к душе гордой женщины, глубоко страдающей от своего позора и полюбившей князя за признание её чистоты.
Покорённый красотой Настасьи Филипповны, князь приходит к ней вечером. Здесь собралось разношёрстное общество, начиная с генерала Епанчина, тоже увлечённого героиней, до шута Фердыщенко. На внезапный вопрос Настасьи Филипповны, выходить ли ей за Ганю, он отвечает отрицательно и тем самым разрушает планы присутствующего здесь же Тоцкого. В половине двенадцатого раздаётся удар колокольчика и появляется прежняя компания во главе с Рогожиным, который выкладывает перед своей избранницей завёрнутые в газету сто тысяч.
И снова в центре оказывается князь, которого больно ранит происходящее, он признается в любви к Настасье Филипповне и выражает готовность взять её, «честную», а не «рогожинскую», в жены. Тут же внезапно выясняется, что князь получил от умершей тётки довольно солидное наследство. Однако решение принято - Настасья Филипповна едет с Рогожиным, а роковой свёрток со ста тысячами бросает в горящий камин и предлагает Гане достать их оттуда. Ганя из последних сил удерживается, чтобы не броситься за вспыхнувшими деньгами, он хочет уйти, но падает без чувств. Настасья Филипповна сама выхватывает каминными щипцами пачку и оставляет деньги Гане в награду за его муки (потом они будут гордо возвращены им).
Проходит шесть месяцев. Князь, поездив по России, в частности и по наследственным делам, и просто из интереса к стране, приезжает из Москвы в Петербург. За это время, по слухам, Настасья Филипповна несколько раз бежала, чуть ли не из-под венца, от Рогожина к князю, некоторое время оставалась с ним, но потом бежала и от князя.
На вокзале князь чувствует на себе чей-то огненный взгляд, который томит его смутным предчувствием. Князь наносит визит Рогожину в его грязно-зелёном мрачном, как тюрьма, доме на Гороховой улице, во время их разговора князю не даёт покоя садовый нож, лежащий на столе, он то и дело берет его в руки, пока Рогожин наконец в раздражении не отбирает его у него (потом этим ножом будет убита Настасья Филипповна). В доме Рогожина князь видит на стене копию картины Ханса Гольбейна, на которой изображён Спаситель, только что снятый с креста. Рогожин говорит, что любит смотреть на неё, князь в изумлении вскрикивает, что «...от этой картины у иного ещё вера может пропасть», и Рогожин это неожиданно подтверждает. Они обмениваются крестами, Парфен ведёт князя к матушке для благословения, поскольку они теперь, как родные братья.
Возвращаясь к себе в гостиницу, князь в воротах неожиданно замечает знакомую фигуру и устремляется вслед за ней на тёмную узкую лестницу. Здесь он видит те же самые, что и на вокзале, сверкающие глаза Рогожина, занесённый нож. В это же мгновение с князем случается припадок эпилепсии. Рогожин убегает.
Через три дня после припадка князь переезжает на дачу Лебедева в Павловск, где находится также семейство Епанчиных и, по слухам, Настасья Филипповна. В тот же вечер у него собирается большое общество знакомых, в том числе и Епанчины, решившие навестить больного князя. Коля Иволгин, брат Гани, поддразнивает Аглаю «рыцарем бедным», явно намекая на её симпатию к князю и вызывая болезненный интерес матери Аглаи Елизаветы Прокофьевны, так что дочь вынуждена объяснить, что в стихах изображён человек, способный иметь идеал и, поверив в него, отдать за этот идеал жизнь, а затем вдохновенно читает и само стихотворение Пушкина.
Чуть позже появляется компания молодых людей во главе с неким молодым человеком Бурдовским, якобы «сыном Павлищева». Они вроде как нигилисты, но только, по словам Лебедева, «дальше пошли-с, потому что прежде всего деловые-с». Зачитывается пасквиль из газетки о князе, а затем от него требуют, чтобы он как благородный и честный человек вознаградил сына своего благодетеля. Однако Ганя Иволгин, которому князь поручил заняться этим делом, доказывает, что Бурдовский вовсе не сын Павлищева. Компания в смущении отступает, в центре внимания остаётся лишь один из них - чахоточный Ипполит Терентьев, который, самоутверждаясь, начинает «ораторствовать». Он хочет, чтобы его пожалели и похвалили, но ему и стыдно своей открытости, воодушевление его сменяется яростью, особенно против князя. Мышкин же всех внимательно выслушивает, всех жалеет и чувствует себя перед всеми виноватым.
Ещё через несколько дней князь посещает Епанчиных, затем все семейство Епанчиных вместе с князем Евгением Павловичем Радомским, ухаживающим за Аглаей, и князем Щ., женихом Аделаиды, отправляются на прогулку. На вокзале неподалёку от них появляется другая компания, среди которой Настасья Филипповна. Она фамильярно обращается к Радомскому, сообщая тому о самоубийстве его дядюшки, растратившего крупную казённую сумму. Все возмущены провокацией. Офицер, приятель Радомского, в негодовании замечает, что «тут просто хлыст надо, иначе ничем не возьмёшь с этой тварью!», в ответ на его оскорбление Настасья Филипповна выхваченной у кого-то из рук тросточкой до крови рассекает его лицо. Офицер собирается ударить Настасью Филипповну, но князь Мышкин удерживает его.
На праздновании дня рождения князя Ипполит Терентьев читает написанное им «Моё необходимое объяснение» - потрясающую по глубине исповедь почти не жившего, но много передумавшего молодого человека, обречённого болезнью на преждевременную смерть. После чтения он совершает попытку самоубийства, но в пистолете не оказывается капсюля. Князь защищает Ипполита, мучительно боящегося показаться смешным, от нападок и насмешек.
Утром на свидании в парке Аглая предлагает князю стать её другом. Князь чувствует, что по-настоящему любит её. Чуть позже в том же парке происходит встреча князя и Настасьи Филипповны, которая встаёт перед ним на колени и спрашивает его, счастлив ли он с Аглаей, а затем исчезает с Рогожиным. Известно, что она пишет письма Аглае, где уговаривает её выйти за князя замуж.
Через неделю князь формально объявлен женихом Аглаи. К Епанчиным приглашены высокопоставленные гости на своего рода «смотрины» князя. Хотя Аглая считает, что князь несравненно выше всех них, герой именно из-за её пристрастности и нетерпимости боится сделать неверный жест, молчит, но потом болезненно воодушевляется, много говорит о католицизме как антихристианстве, объясняется всем в любви, разбивает драгоценную китайскую вазу и падает в очередном припадке, произведя на присутствующих болезненное и неловкое впечатление.
Аглая назначает встречу Настасье Филипповне в Павловске, на которую приходит вместе с князем. Кроме них присутствует только Рогожин. «Гордая барышня» строго и неприязненно спрашивает, какое право имеет Настасья Филипповна писать ей письма и вообще вмешиваться в её и князя личную жизнь. Оскорблённая тоном и отношением соперницы, Настасья Филипповна в порыве мщения призывает князя остаться с ней и гонит Рогожина. Князь разрывается между двумя женщинами. Он любит Аглаю, но он любит и Настасью Филипповну - любовью-жалостью. Он называет её помешанной, но не в силах бросить её. Состояние князя все хуже, все больше и больше погружается он в душевную смуту.
Намечается свадьба князя и Настасьи Филипповны. Событие это обрастает разного рода слухами, но Настасья Филипповна как будто радостно готовится к нему, выписывая наряды и пребывая то в воодушевлении, то в беспричинной грусти. В день свадьбы, по пути к церкви, она внезапно бросается к стоящему в толпе Рогожину, который подхватывает её на руки, садится в экипаж и увозит её.
На следующее утро после её побега князь приезжает в Петербург и сразу отправляется к Рогожину. Того нет дома, однако князю чудится, что вроде бы Рогожин смотрит на него из-за шторы. Князь ходит по знакомым Настасьи Филипповны, пытаясь что-нибудь разузнать про неё, несколько раз возвращается к дому Рогожина, но безрезультатно: того нет, никто ничего не знает. Весь день князь бродит по знойному городу, полагая, что Парфен все-таки непременно появится. Так и случается: на улице его встречает Рогожин и шёпотом просит следовать за ним. В доме он приводит князя в комнату, где в алькове на кровати под белой простыней, обставленная склянками со ждановской жидкостью, чтобы не чувствовался запах тления, лежит мёртвая Настасья Филипповна.
Князь и Рогожин вместе проводят бессонную ночь над трупом, а когда на следующий день в присутствии полиции открывают дверь, то находят мечущегося в бреду Рогожина и успокаивающего его князя, который уже ничего не понимает и никого не узнает. События полностью разрушают психику Мышкина и окончательно превращают его в идиота.
Вы прочитали краткое содержание романа Идиот. Предлагаем вам посетить раздел Краткие содержания , чтобы ознакомиться с другими изложениями популярных писателей.
«Роман написан в шестидесятые годы, занимает очень важное место в творчестве Достоевского. Главная и самая трудная задача, которая стояла перед автором по его собственному признанию это желание изобразить прекрасного человека в современном раздираемом страстями и противоречиями русском обществе.
«Идиот» краткое описание и анализ
Главный герой романа Князь Мышкин, возвращается домой из Швейцарии после лечения от эпилепсии. По дороге он знакомится с купцом Семеном Рогожиным, с которым делится историей своей жизни, а тот рассказывает ему о своей любви. передал атмосферу романа через историю, казалось бы «случайного семейства» Епанчиных, являющихся его единственными и дальними родственниками в Москве, в которое приезжает князь.
С первых страниц произведения князь Мышкин дает понять Епанчиным, какой он счастливый человек, как радостно он принимает мир. Лев Николаевич Мышкин должен был воплотиться в романе в образе единственно положительного лица во всем мире, и во все времена, образе – Иисуса Христа. В рукописях Достоевский часто называет князя Мышкина – князем Христом. Лечение пораженных эгоизмом душ вот главное предназначение князя.
Мышкин невероятно наивный и чрезвычайно добрый человек, он непосредственный как ребенок. Князь Мышкин является носителем светлого, доброго, главное, его убеждение заключается в том, что сострадание является единственным законом, которым должен руководствоваться человек. Любовь ко всем без исключения окружающим и стремление к гармонии истинное предназначение Мышкина.
Не менее важны в романе образы Аглаи Епанчиной и Настасьи Филипповны. Настасья Филипповна в своем письме объединяет оба образа и Аглаи и Мышкина. Для нее они оба невинны и светлы духом, «в невинности все совершенство ваше» говорит Настасья Филипповна. Для нее они оба ангелы не умеющие ненавидеть.
Идиллия в конечном итоге разрушается, после того как Аглая плохо и с ненавистью говорит князю о Настасье Филипповне, Мышкин внезапно понимает, что Аглая не такая уж невинная овечка: «вы не можете так чувствовать, это неправда», но Аглая это утверждение опровергает. После этого происшествия князь все больше отдаляется от людей, от действительности, все больше погружен в свои мечты.
При описании портретов и поступков других героев романа, Достоевский дает понять, что мешает этим людям любить. Настасья Филипповна, Рогожин, Аглая, Лизавета Прокопьевна Епанчина, Ипполит, Иволгин Ганя и сам генерал Иволгин все они очень самолюбивые люди. Необычайное чувство гордости мешает им раскрыть свои чувства. Жажда самоутверждения и стремление быть выше окружающих заставляет их терять собственное лицо. Желание любить подавлено и им остается только страдать.
Князь полная противоположность остальным действующим лицам в романе, он начисто лишен самолюбия, и только ему подвластна сила, позволяющая видеть то, что скрыто под маской, он способен распознать тот характер, который тщательно скрывается. Мышкин, по сути, «большой ребенок», а по Достоевскому если человек обладает детскостью, то значит, его душа, еще не потеряна, и «живые источники сердца» еще живы.
За время повествования романа с Мышкиным дважды случается припадок. Эпилепсия всегда считалась болезнью «священной» не только Достоевский придавал этой болезни просветляющее, особое значение. Перед самым припадком князь чувствовал необыкновенное просветление, способность разом решить все проблемы. Беспокойства как бы исчезали сами собой. Но последствия всех припадков были ужасны, страдания, боль, душеные терзания мучили Мышкина.
Каждый приступ эпилепсии непременно предвещает беду, грядущую катастрофу. После очередного припадка, происходит встреча двух главных героинь романа, автор видит Настасью Филипповну и Аглаю Епанчину – Красотой униженной и Красотой невинной. Женщины соперничают между собой, превращая чувство любви в ненависть.
Аглая видит, что князь не может равнодушно смотреть на страдания Настасьи Филипповны и начинает его ненавидеть. Настасья Филипповна осознает, что князь ее просто жалеет, а жалость не может быть любовью, поэтому она покидает князя, и уходит к Рогожину, который ее безумно любит, понимая, что впереди ее может ждать только смерть.
В финале произведения происходит встреча Рогожина и Мышкина над телом убитой Настасьи Филипповны. Здесь происходит осознание того, что это они оба виновны в ее смерти, они оба убили ее своей любовью. Все просветленное и человеческое в князе исчезает, он превращается в настоящего сумасшедшего идиота.
Достоевский объясняет свое пессимистическое видение мира, показывая, что в романе происходит торжество эгоизма, демоническое начало побеждает, изгоняя светлое, что несет образ князя Мышкина. Красота мира и добро проигрывают и гибнут. Несмотря на мрачное окончание произведения, финал не производит впечатление мрачного, безнадежного. Князь Мышкин смог оставить в сердцах людей доброе, чистое, своей духовной смертью он пробудил людей к жизни, дал веру в хорошее и подвигнул, к стремлению к идеалу. В противном случае мир способен погибнуть.
Конец 1867 года. Князь Лев Николаевич Мышкин приезжает в Петербург из Швейцарии. Ему двадцать шесть лет, он последний из знатного дворянского рода, рано осиротел, в детстве заболел тяжёлой нервной болезнью и был помещён своим опекуном и благодетелем Павлищевым в швейцарский санаторий. Там он прожил четыре года и теперь возвращается в Россию с неясными, но большими планами послужить ей. В поезде князь знакомится с Парфеном Рогожиным, сыном богатого купца, унаследовавшим после его смерти огромное состояние. От него князь впервые слышит имя Настасьи Филипповны Барашковой, любовницы некоего богатого аристократа Тоцкого, которой страстно увлечён Рогожин.
По приезде князь со своим скромным узелком отправляется в дом генерала Епанчина, дальним родственником жены которого, Елизаветы Прокофьевны, является. В семье Епанчиных три дочери - старшая Александра, средняя Аделаида и младшая, общая любимица и красавица Аглая. Князь поражает всех непосредственностью, доверчивостью, откровенностью и наивностью, настолько необычайными, что поначалу его принимают очень настороженно, однако с все большим любопытством и симпатией. Обнаруживается, что князь, показавшийся простаком, а кое-кому и хитрецом, весьма неглуп, а в каких-то вещах по-настоящему глубок, например, когда рассказывает о виденной им за границей смертной казни. Здесь же князь знакомится и с чрезвычайно самолюбивым секретарём генерала Ганей Иволгиным, у которого видит портрет Настасьи Филипповны. Её лицо ослепительной красоты, гордое, полное презрения и затаённого страдания, поражает его до глубины души.
Узнает князь и некоторые подробности: обольститель Настасьи Филипповны Тоцкий, стремясь освободиться от неё и вынашивая планы жениться на одной из дочерей Епанчиных, сватает её за Ганю Иволгина, давая в качестве приданого семьдесят пять тысяч. Ганю манят деньги. С их помощью он мечтает выбиться в люди и в дальнейшем значительно приумножить капитал, но в то же время ему не даёт покоя унизительность положения. Он бы предпочёл брак с Аглаей Епанчиной, в которую, может быть, даже немного влюблён (хотя и тут тоже его ожидает возможность обогащения). Он ждёт от неё решающего слова, ставя от этого в зависимость дальнейшие свои действия. Князь становится невольным посредником между Аглаей, которая неожиданно делает его своим доверенным лицом, и Ганей, вызывая в том раздражение и злобу.
Между тем князю предлагают поселиться не где-нибудь, а именно в квартире Иволгиных. Не успевает князь занять предоставленную ему комнату и перезнакомиться со всеми обитателями квартиры, начиная с родных Гани и кончая женихом его сестры молодым ростовщиком Птицыным и господином непонятных занятий Фердыщенко, как происходят два неожиданных события. В доме внезапно появляется не кто иной, как Настасья Филипповна, приехавшая пригласить Ганю и его близких к себе на вечер. Она забавляется, выслушивая фантазии генерала Иволгина, которые только накаляют атмосферу. Вскоре появляется шумная компания с Рогожиным во главе, который выкладывает перед Настасьей Филипповной восемнадцать тысяч. Происходит нечто вроде торга, как бы с её насмешливо-презрительным участием: это её-то, Настасью Филипповну, за восемнадцать тысяч? Рогожин же отступать не собирается: нет, не восемнадцать - сорок. Нет, не сорок - сто тысяч!..
Для сестры и матери Гани происходящее нестерпимо оскорбительно: Настасья Филипповна - продажная женщина, которую нельзя пускать в приличный дом. Для Гани же она - надежда на обогащение. Разражается скандал: возмущённая сестра Гани Варвара Ардалионовна плюёт ему в лицо, тот собирается ударить её, но за неё неожиданно вступается князь и получает пощёчину от взбешённого Гани. «О, как вы будете стыдиться своего поступка!» - в этой фразе весь князь Мышкин, вся его бесподобная кротость. Даже в эту минуту он сострадает другому, пусть даже и обидчику. Следующее его слово, обращённое к Настасье Филипповне: «Разве вы такая, какою теперь представлялись», станет ключом к душе гордой женщины, глубоко страдающей от своего позора и полюбившей князя за признание её чистоты.
Покорённый красотой Настасьи Филипповны, князь приходит к ней вечером. Здесь собралось разношёрстное общество, начиная с генерала Епанчина, тоже увлечённого героиней, до шута Фердыщенко. На внезапный вопрос Настасьи Филипповны, выходить ли ей за Ганю, он отвечает отрицательно и тем самым разрушает планы присутствующего здесь же Тоцкого. В половине двенадцатого раздаётся удар колокольчика и появляется прежняя компания во главе с Рогожиным, который выкладывает перед своей избранницей завёрнутые в газету сто тысяч.
И снова в центре оказывается князь, которого больно ранит происходящее, он признается в любви к Настасье Филипповне и выражает готовность взять её, «честную», а не «рогожинскую», в жены. Тут же внезапно выясняется, что князь получил от умершей тётки довольно солидное наследство. Однако решение принято - Настасья Филипповна едет с Рогожиным, а роковой свёрток со ста тысячами бросает в горящий камин и предлагает Гане достать их оттуда. Ганя из последних сил удерживается, чтобы не броситься за вспыхнувшими деньгами, он хочет уйти, но падает без чувств. Настасья Филипповна сама выхватывает каминными щипцами пачку и оставляет деньги Гане в награду за его муки (потом они будут гордо возвращены им).
Проходит шесть месяцев. Князь, поездив по России, в частности и по наследственным делам, и просто из интереса к стране, приезжает из Москвы в Петербург. За это время, по слухам, Настасья Филипповна несколько раз бежала, чуть ли не из-под венца, от Рогожина к князю, некоторое время оставалась с ним, но потом бежала и от князя.
На вокзале князь чувствует на себе чей-то огненный взгляд, который томит его смутным предчувствием. Князь наносит визит Рогожину в его грязно-зелёном мрачном, как тюрьма, доме на Гороховой улице, во время их разговора князю не даёт покоя садовый нож, лежащий на столе, он то и дело берет его в руки, пока Рогожин наконец в раздражении не отбирает его у него (потом этим ножом будет убита Настасья Филипповна). В доме Рогожина князь видит на стене копию картины Ханса Гольбейна, на которой изображён Спаситель, только что снятый с креста. Рогожин говорит, что любит смотреть на неё, князь в изумлении вскрикивает, что «...от этой картины у иного ещё вера может пропасть», и Рогожин это неожиданно подтверждает. Они обмениваются крестами, Парфен ведёт князя к матушке для благословения, поскольку они теперь, как родные братья.
Возвращаясь к себе в гостиницу, князь в воротах неожиданно замечает знакомую фигуру и устремляется вслед за ней на тёмную узкую лестницу. Здесь он видит те же самые, что и на вокзале, сверкающие глаза Рогожина, занесённый нож. В это же мгновение с князем случается припадок эпилепсии. Рогожин убегает.
Через три дня после припадка князь переезжает на дачу Лебедева в Павловск, где находится также семейство Епанчиных и, по слухам, Настасья Филипповна. В тот же вечер у него собирается большое общество знакомых, в том числе и Епанчины, решившие навестить больного князя. Коля Иволгин, брат Гани, поддразнивает Аглаю «рыцарем бедным», явно намекая на её симпатию к князю и вызывая болезненный интерес матери Аглаи Елизаветы Прокофьевны, так что дочь вынуждена объяснить, что в стихах изображён человек, способный иметь идеал и, поверив в него, отдать за этот идеал жизнь, а затем вдохновенно читает и само стихотворение Пушкина.
Чуть позже появляется компания молодых людей во главе с неким молодым человеком Бурдовским, якобы «сыном Павлищева». Они вроде как нигилисты, но только, по словам Лебедева, «дальше пошли-с, потому что прежде всего деловые-с». Зачитывается пасквиль из газетки о князе, а затем от него требуют, чтобы он как благородный и честный человек вознаградил сына своего благодетеля. Однако Ганя Иволгин, которому князь поручил заняться этим делом, доказывает, что Бурдовский вовсе не сын Павлищева. Компания в смущении отступает, в центре внимания остаётся лишь один из них - чахоточный Ипполит Терентьев, который, самоутверждаясь, начинает «ораторствовать». Он хочет, чтобы его пожалели и похвалили, но ему и стыдно своей открытости, воодушевление его сменяется яростью, особенно против князя. Мышкин же всех внимательно выслушивает, всех жалеет и чувствует себя перед всеми виноватым.
Ещё через несколько дней князь посещает Епанчиных, затем все семейство Епанчиных вместе с князем Евгением Павловичем Радомским, ухаживающим за Аглаей, и князем Щ., женихом Аделаиды, отправляются на прогулку. На вокзале неподалёку от них появляется другая компания, среди которой Настасья Филипповна. Она фамильярно обращается к Радомскому, сообщая тому о самоубийстве его дядюшки, растратившего крупную казённую сумму. Все возмущены провокацией. Офицер, приятель Радомского, в негодовании замечает, что «тут просто хлыст надо, иначе ничем не возьмёшь с этой тварью!», в ответ на его оскорбление Настасья Филипповна выхваченной у кого-то из рук тросточкой до крови рассекает его лицо. Офицер собирается ударить Настасью Филипповну, но князь Мышкин удерживает его.
На праздновании дня рождения князя Ипполит Терентьев читает написанное им «Моё необходимое объяснение» - потрясающую по глубине исповедь почти не жившего, но много передумавшего молодого человека, обречённого болезнью на преждевременную смерть. После чтения он совершает попытку самоубийства, но в пистолете не оказывается капсюля. Князь защищает Ипполита, мучительно боящегося показаться смешным, от нападок и насмешек.
Утром на свидании в парке Аглая предлагает князю стать её другом. Князь чувствует, что по-настоящему любит её. Чуть позже в том же парке происходит встреча князя и Настасьи Филипповны, которая встаёт перед ним на колени и спрашивает его, счастлив ли он с Аглаей, а затем исчезает с Рогожиным. Известно, что она пишет письма Аглае, где уговаривает её выйти за князя замуж.
Через неделю князь формально объявлен женихом Аглаи. К Епанчиным приглашены высокопоставленные гости на своего рода «смотрины» князя. Хотя Аглая считает, что князь несравненно выше всех них, герой именно из-за её пристрастности и нетерпимости боится сделать неверный жест, молчит, но потом болезненно воодушевляется, много говорит о католицизме как антихристианстве, объясняется всем в любви, разбивает драгоценную китайскую вазу и падает в очередном припадке, произведя на присутствующих болезненное и неловкое впечатление.
Аглая назначает встречу Настасье Филипповне в Павловске, на которую приходит вместе с князем. Кроме них присутствует только Рогожин. «Гордая барышня» строго и неприязненно спрашивает, какое право имеет Настасья Филипповна писать ей письма и вообще вмешиваться в её и князя личную жизнь. Оскорблённая тоном и отношением соперницы, Настасья Филипповна в порыве мщения призывает князя остаться с ней и гонит Рогожина. Князь разрывается между двумя женщинами. Он любит Аглаю, но он любит и Настасью Филипповну - любовью-жалостью. Он называет её помешанной, но не в силах бросить её. Состояние князя все хуже, все больше и больше погружается он в душевную смуту.
Намечается свадьба князя и Настасьи Филипповны. Событие это обрастает разного рода слухами, но Настасья Филипповна как будто радостно готовится к нему, выписывая наряды и пребывая то в воодушевлении, то в беспричинной грусти. В день свадьбы, по пути к церкви, она внезапно бросается к стоящему в толпе Рогожину, который подхватывает её на руки, садится в экипаж и увозит её.
На следующее утро после её побега князь приезжает в Петербург и сразу отправляется к Рогожину. Того нет дома, однако князю чудится, что вроде бы Рогожин смотрит на него из-за шторы. Князь ходит по знакомым Настасьи Филипповны, пытаясь что-нибудь разузнать про неё, несколько раз возвращается к дому Рогожина, но безрезультатно: того нет, никто ничего не знает. Весь день князь бродит по знойному городу, полагая, что Парфен все-таки непременно появится. Так и случается: на улице его встречает Рогожин и шёпотом просит следовать за ним. В доме он приводит князя в комнату, где в алькове на кровати под белой простыней, обставленная склянками со ждановской жидкостью, чтобы не чувствовался запах тления, лежит мёртвая Настасья Филипповна.
Князь и Рогожин вместе проводят бессонную ночь над трупом, а когда на следующий день в присутствии полиции открывают дверь, то находят мечущегося в бреду Рогожина и успокаивающего его князя, который уже ничего не понимает и никого не узнает. События полностью разрушают психику Мышкина и окончательно превращают его в идиота.
