Какая территория была у ногайцев. Политическая история ногайцев в XVII-XIX вв. В России и в мире

Ногайцы разбросаны по разным частям страны и в каждом субъекте федерации представляют меньшинство. Держась маленькими, удаленными друг от друга анклавами, ногайцы перестали составлять единый этнокультурный массив. А так как каждый анклав за последние двести лет имел собственную историю, то стали заметны ментальные различия между ногайцами.

Судьба распорядилась так, что астраханские ногайцы были записаны и почти стали татарами, кубанские ногайцы, проживающие в горах, впитали горскую культуру, дагестанские же ногайцы, наоборот, в большей степени сохранили самобытность. Большинство чеченских ногайцев из-за двух разрушительных войн были вынуждены покинуть родину, а ставропольские ногайцы оказались в составе региона, который не предоставил им ни территориальной, ни культурной автономии, ни даже возможности изучения родного языка в школах. Конечно, есть и объединяющие факторы: ногайская идентичность, язык, прошлое – но достаточно ли этого, чтобы сохранить единство? Что оказалось сильнее: история, разделившая ногайцев, или человеческие усилия в борьбе с несправедливостью? Являются ли ногайцы живым народом или же осколками уже мертвого народа, растворяющегося в других культурах?

В мире немало разбросанных и разделенных народов: каким-то народам история благоволит, а каких-то, наоборот, перемалывает. История ногайцев на протяжении последних двух веков – это история практически полного уничтожения народа.

Во второй половине 18 века большая часть ногайцев проживала в Крымском ханстве, включавшем, помимо собственно полуострова, также территории современной южной Украины, части Ростовской области, Краснодарского и Ставропольского краев. Ногайцы были главной этнической группой страны, вели кочевой образ жизни и составляли основу крымской кавалерии. Другая, значительно меньшая часть ногайцев проживала в Российской империи на территории современной Астраханской области и Дагестана.

Случившаяся трагедия коснулась только крымских ногайцев и не задела остальных. Все началось с Русско-Турецкой войны 1768-1774 годов, в результате которой Крымское ханство перестало быть вассалом Османской империи и стало вассалом России. Последняя хоть и победила, но ногайцы сохранили за собой обширные степные кочевые территории, а значит, на своих южных границах Россия получила нелояльное, свободолюбивое и воинственное население. С этим нужно было что-то делать, и империя решила поселить на новых землях менее проблемное население – христиан, преимущественно казаков, а ногайцев, соответственно, выгнать. Им предложили переселиться за реку Урал (современный западный Казахстан), но ногайцы отказались и решили воевать – это привело к катастрофическим последствиям.

Причин огромных потерь ногайцев было несколько. Во-первых, они уступали русским в военном плане – луки и сабли против пушек и ружей. Во-вторых, ногайцам было некуда отступать, а значит, перед ними стоял простой выбор: победа или смерть. В-третьих, они были обмануты Суворовым. Он предложил мир и устроил пир, на котором ногайцы напились, а сам приказал обмотать копыта лошадей войлоком, и ночью неслышно его солдаты напали на ногайцев. Некоторые считают, что отсюда пошло выражение: пуля – дура, штык – молодец. В-четвертых, ногайцы редко сдавались в плен, поэтому при окружении русскими или калмыками сами убивали своих женщин и детей, а затем вступали в последний бой. Всего в результате войны, послевоенных волнений и восстания погибло 300 тысяч ногайцев, а население степи уменьшилось вдвое. Выжившим не разрешили остаться на своей земле. Поэтому последний день восстания (1-е октября 1783 года) считается днем геноцида ногайского народа, а Суворов – национальным врагом. Оставшиеся в живых разделились: одни ушли в Османскую империю (современные Румыния, Болгария и Турция), другие – за реку Кубань, по которой тогда проходила граница России, третьи приняли российское подданство и стали кочевать в пределах современного Ставропольского края. Но на этом страдания ногайцев не закончились.

Территория Ставрополья – преимущественно плодородные черноземы, и российские власти не хотели, чтобы на этих землях велось кочевое скотоводство. Поэтому они были отданы казакам, а большую часть ногайцев переселили на территорию южной Украины, но вскоре и там запретили кочевать. На этот раз выгонять не стали, а просто перевели на оседлый образ жизни. До Крымской войны 1853-1856 годов (то есть в течение примерно 50 лет) ногайцы более-менее спокойно жили на этих землях, там даже был город Ногайск (современный Приморск недалеко от Бердянска). Но после войны ногайцы были обвинены в пособничестве врагу и в итоге изгнаны в Османскую империю. Причины выселения ногайцев непонятны. Какой-то коллаборационизм с их стороны действительно имел место, но, во-первых, тогда многие были недовольны войной – например, русские крестьяне массово поднимали восстания против усилившегося гнета. Во-вторых, ногайцы достойно сражались на стороне России, ведь нарушение присяги в их военной культуре считалось неуместным. Возможно, проигравшая войну империя решила самоутвердиться за счет ногайцев. Как бы то ни было, южная Украина была полностью очищена от коренного населения.

Закубанским ногайцам повезло меньше. После ликвидации Крымского ханства и до Адрианопольского мирного договора 1829 года Закубанье (южная часть современного Краснодарского края) формально входило в состав Османской империи, но фактически было независимым: турки контролировали только крепости черноморского побережья (Анапу, Суджук-Кале, Поти и другие). Большая часть Закубанья (от побережья до реки Лабы) была населена черкесскими племенами, а ногайцы проживали между реками Кубань и Лаба. Это был последний осколок Крымского ханства, переживший само ханство почти на полвека. Также часть уцелевших от российского разгрома ногайцев поселилась на черкесских землях: ногайские аулы были по всему левому берегу Кубани и близ Анапы – для защиты крепости. Таким образом, жизнь ногайцев стала тесно связанной с жизнью черкесов: их аулы находились рядом друг с другом, оба народа одинаково страдали от казацких набегов и вместе осуществляли набеги на казачьи земли. Итогом Русско-Турецкой войны 1828-1829 годов было то, что Закубанье досталось России, вот только местные жители не считали себя подданными Османской империи, не платили ей дань и очень удивились, что их территории были переданы другому государству. Съезд черкесских племен решил не принимать подданство России. Так началась (продолжилась) война на Западном Кавказе. Поскольку Черкесия представляла собой не цельное государство, а союз племен и поэтому не имела единой армии, а много разных армий и отрядов, то война на Западном Кавказе стала партизанской. Россия в свою очередь осуществляла карательные экспедиции на территорию противника: уничтожала аулы, сжигала посевы и забирала скот. Никто тогда не отделял черкесские аулы от ногайских: и тех, и других называли хищниками и беспощадно уничтожали – ногайцы разделили страдания черкесов. Из-за массового сопротивления и партизанской тактики эта война растянулась на десятилетия (до 1864 года) и стала катастрофой для черкесов, абазин и ногайцев. По данным русского историка Потто в войне погибло 400 тысяч горцев, и еще 500 тысяч изгнано в Османскую империю (из них 50 тысяч ногайцев). Для черкесов дата окончания Кавказской войны (21 мая 1864 года) является днем геноцида. Выжившим не позволили остаться на своей земле, а предложили выбор – переселиться на равнины Кубани или уплыть в Османскую империю. Большинство выбрало последнее, но доплыли до турецкого берега не все: корабли были маленькими и загружались битком, поэтому тонули в случае малейшего шторма. В результате Западный Кавказ был практически очищен от коренного населения: черкесы сохранились лишь в нескольких аулах близ Сочи и в Республике Адыгея, а ногайцы – в Ногайском районе Карачаево-Черкесии.

Вся эта длинная история приведена не просто так. Оба народа – ногайский и черкесский – пережили национальную трагедию. У обоих народов есть конкретная дата памяти (1 октября и 21 мая). Да, исторически ногайская трагедия растянулась на более длительное время, и 1-е октября 1783 года формально не включает в себя последующие события Крымской и Кавказской войн. Но это формально. Фактически, оба народа имеют даты, в которые нужно обязательно помянуть прошлое. Они и поминают, но делают это по-разному. 21 мая черкесы с национальными флагами в национальных одеждах выходят на улицы и проводят траурные мероприятия и шествия. Не стоит думать, что этот день политизирован, просто у черкесов в их новейшей истории самым значимым, переломным событием стала трагедия, а настоящий национальный день возможен только на основе значимого события. Черкесы используют день трагедии не просто для памяти прошлого, но для консолидации общества – поэтому траурные шествия проходят по всему миру, а разрозненное черкесское общество обретает единство.

1 октября ногайцы не устраивают никаких мероприятий – обычно жертв трагедии поминают дома. Кто-то сделает пост в Интернете, кто-то соберется маленькой кампанией, кто-то пойдет в мечеть (там читают молитвы и могут раздавать милостыню), но, чтобы в национальных одеждах с национальными флагами выйти на улицу на траурное шествие, такого не случается. Конечно, вопрос не в том, чтобы выйти на улицу и покричать о чем-то, а в том, что у разрозненного народа нет национального дня – того самого, который объединял бы всех ногайцев.

Я спрашивал ногайцев, почему такого дня нет, и хотят ли они, чтобы он появился.

«А зачем? Сами посудите. Единение идет, например, на конференциях, за круглым столом, когда проходят какие-то международные фестивали. А зачем нам выходить на улицу? Народов так много и если каждый будет так выпячивать себя, то это не приведет к хорошему», – считает Роза, учитель истории из Астрахани.

«В Астрахани этому сильно внимания не уделяют, но знают, что эта дата есть, могут молитвы по-читать. У ногайцев не принято выносить сор из избы», – говорит Линара.

«На 1-е октября молодежь что-то смотрит в Интернете, обсуждает, а я сам ничего не делаю», – рассказывает певец Магорби Сеитов из Карачаево-Черкесии.

Может показаться, что ногайцы вообще сторонятся массовых мероприятий, но это не так. Например, 9-го мая ногайцы выходят на улицу и отмечают праздник вместе со всей страной. Говорить о страхе перед властями тоже не приходится – в республиках Кавказа черкесам никто не мешает устраивать траурные шествия. Хотя какое-то опасение у людей все же есть. «Это националистически получается: великий полководец – и вдруг такие дела творил», – утверждает Магомед Найманов из Черкесска.

Некоторые ногайцы не задумывались о важности национального дня. Другие считают, что он нужен, но каких-то инициатив, направленных на его внедрение, среди ногайцев нет.

«У черкесов это сложилось в рамках движения, а у нас движения нет», – говорит Эльдар Идрисов, лидер астраханского ногайского общества «Бирлик».

«День траура не будет объединяющим фактором для ногайцев, потому что у нас нет такой объединяющей силы – у черкесов три республики и первые лица республик участвуют в съездах», – считает писатель Мурат Авезов.

Можно прикрываться тем, что ногайцы не любят вспоминать плохое; или опасаться того, что право народа на историческую память может кому-то не понравиться; или рассуждать о нецелесообразности уличных мероприятий. Но все дело в отсутствии объединяющей силы – инициативы простых людей и воли политических лидеров.

Внедрение национального дня обсуждалось в 90-е годы – тогда была целая плеяда культовых личностей во главе со Сраждином Батыровым – художником, хореографом, который возродил ногайские танцы и создал национальный ансамбль «Айланай», ставший одним из рупоров ногайского возрождения. Нарбике Муталлапова, в прошлом руководитель отдела культуры Ногайского района Дагестана, рассказывает: «Сраждин хотел объявить 1 октября днем ногайского траура, но не успел. А больше попыток не предпринималось: одни умерли, другие заболели, третьи ушли во власть. Сейчас молодежь делает мероприятия, но огня, чтоб горели за народ, я не вижу. Следующее поколение должно родить таких людей, ведь мы стареем и многие уже ушли. Я очень надеюсь, что придет смена».

Для черкесов память о трагических событиях не ограничивается траурными шествиями. Черкесское общество называет те события геноцидом и добивается его признания на международном уровне – так парламент Грузии в 2011 году признал Кавказскую войну актом геноцида черкесов.

По словам этнолога Ахмета Ярлыкапова, у ногайцев нет стремления к признанию геноцида. Сам Ахмет не очень согласен с термином «геноцид» по отношению к тем событиям, задумался, как бы это лучше назвать, и сказал: «Признайте хоть чем угодно». Также, по его словам, важно не только признание факта, но и правдивое описание событий. В этом тоже заключается проблема: ногайский мир слишком маленький, у него просто нет такого количества историков для изучения данного вопроса. Да и ногайский менталитет словно против этого – нежелание вспоминать тяжелое прошлое никуда не денешь. Миру же ногайцы неинтересны.

Отношение к суворовским событиям различается в зависимости от региона проживания ногайцев. Так, среди астраханских ногайцев, которых не коснулись этнические чистки и депортация, отношение к Суворову относительно нейтральное. Некоторые ни в чем его не обвиняли, потому что это было «государево решение», а он «человек подневольный» и просто «выполнял приказ». Соответственно, виноватыми оказывались «история» и «какие-то обстоятельства». В Астрахани я ни от кого не слышал термин «геноцид», и у меня возникло ощущение, что местные ногайцы предпочли забыть прошлое своего народа. Историк Викторин вообще заявил, что ногайцы сами во всем виноваты: сначала приняли российское подданство, а потом отказались переселяться за Урал; вместо этого напали на Суворова, а потом получили от него. Ничего нового: русские, конечно же, благородны, а враги, конечно же, коварны. Но одно дело русский историк Викторин, а другое дело сами ногайцы.

В Карачаево-Черкесии, наоборот, я был удивлен тем, что люди так легко употребляют термин «геноцид» – словно нечто общепринятое. Это делали и работники администрации, и сельские жители, и официантка в кафе, и люди творческие. Так, дизайнер Асият Еслемесова в самой начале встречи сказала про «непризнанный геноцид», а бабушка, у которой мы ночевали, упрекнула Суворова: «А если прикажут стрелять в мать родную, то тоже будут?»

«Геноцид, я считаю, потому что неправильное ведение войны. Это уже не война, это уничтожение населения», – считает Магомед Найманов.

В газете «Ногай Давысы» в Черкесске сказали, что никто не запрещает проводить массовые мероприятия, но они должны проводиться, если признан геноцид, а Россия не признает геноцид ногайцев. Другие же народы республики проводят массовые мероприятия, потому что черкесский геноцид признан на региональном уровне (республики Адыгея, Кабардино-Балкария и Карачаево-Черкесия), а карачаевский (депортация 1943 года) – на уровне страны.

Дагестанские ногайцы скорее солидарны с кубанскими, хотя суворовские события их тоже не коснулись. Но, во-первых, в Дагестане немало потомков кубанских ногайцев, бежавших туда во время Кавказской войны. Во-вторых, Дагестан – центр современной ногайской культуры и общественной жизни, и он просто не может дистанцироваться от ногайской истории.

На вопрос, что объединяет ногайцев помимо языка, нередко звучал ответ «история». Поэтому современные ногайцы часто обращаются к Ногайской Орде и своим великим правителям Эдиге и Ногаю как к символам гордости и идентичности. Они как Линкольн для американцев или Гарибальди для итальянцев. Правда, ногайские ханы были слишком давно. Какое отношение они имеют к современной истории и культуре – большой вопрос. В то же время более новая история, пусть и трагическая, никак не направлена на консолидацию ногайского общества.

Несмотря на то, что ногайская трагедия связана с Российской империей, ногайцы не держат зла на русских. Может быть, это редкая случайность, но я не встретил ни одного человека, который бы испытывал хотя бы раздражение к русским, не говоря уже о ненависти. Многие искренне удивлялись моему вопросу о негативных чувствах к русским и не понимали, почему они должны быть.

«Ненависти к России у нас нет. У нас такое же отношение к тому, что творится в стране, как и у тамбовского мужика», – говорит Иса Капаев.

Не повлияло на отношение ногайцев к русским и советское время, хотя тогда ногайцам досталось неслабо (впрочем, как и другим народам). Ногайцев не обошли сталинские репрессии, когда была выслана ногайская интеллигенция и уничтожен цвет нации. Затем, в 1957 год состоялся раздел ногайской степи, в результате которого народ оказался разорван на три части – Дагестан, Ставропольский край и Чечню. В итоге ногайцы не просто не получили свою республику или автономию в отличие большинства других народов страны, но везде оказались меньшинством.

«За всю историю советской власти в Карачаево-Черкесии бронь в аспирантуру получил только один историк Рамазан Керейтов, все остальные были соискателями. После того как Советский Союз рухнул, хочешь – в аспирантуре учись, хочешь – в докторантуру иди, хочешь – 15 работ пиши», – вспоминает Аминат Курмансеитова.

«В советское время к ногайцам было пренебрежительное отношение из-за того, что люди приезжали из сел и знали очень плохо русский язык. Сейчас с русским языком у всех всё нормально. Агрессия в обществе встречалась в 90-х годах, сейчас этого меньше. Появилось много межэтнических браков, уже в нескольких поколениях, поэтому все привыкли кушать и кайнары, и пасху с куличами», – говорит Линара из Астрахани.

События последних лет тоже не приводят к озлоблению ногайцев, несмотря на усилившуюся в стране исламофобию и нередкое отношение к азиатам как к людям второго сорта. Ногайцы отмечают русский шовинизм в Москве или казацких регионах страны, но сдержанно к этому относятся, словно старики к проблемным подросткам.

«В школе, когда начинается какой-то конфликт, русские дети ногайских детей обзывают корсаками – это оскорбительное прозвище казахов. А со стороны ногайских детей какая-то растерянность происходит, и они какого-либо прозвища оскорбительного характера по отношению к русским не говорят – его просто нет. Видимо, это идет с колониального времени, да и великодержавный шовинизм еще в крови. Плюс сейчас телевизор всё усиливает», – делится наблюдениями Амир из Астраханской области.

Некоторые ногайцы отмечали позитивный вклад современной России в развитие ногайского мира. «Сегодняшняя Россия не виновата в том, что было сделано с ногайцами. Сегодняшняя Россия позволила нам ознакомиться со всеми архивными и музейными материалами – всё оказалось доступно. До этого народ долгие годы жил в темноте. Некоторые люди трубили об этом, некоторые и головы сложили. И по сегодняшний день идет война если не с Россией, то со своими правителями. Лично у меня на русских обиды нет, горечь есть, но обиды нет – сколько лет назад это было», – говорит Нарбике.

«Те, кто остались в России, сохранили язык, территорию, название «ногайцы». Те, кто в Турцию ушли, пишутся турками. В Казахстане ногайцев нет как ногайцев, там они – казахи. Только в России мы сохранились именно как ногайцы, и это тоже надо признать», – считает Исмаил Черкесов.

За последние двести лет жизнь ногайцев стала тесно связанной с жизнью русских. И речь не только о смешанных браках, экономическом взаимодействии и соседском проживании. «Несмотря на то, что ногайская государственность была сломана именно Россией и ногайцы претерпели от нее много зла, мы оставались патриотами во все времена. Мы по факту патриоты, потому что до нас столько поколений ногайцев в русских войнах воевало. Почему привлекали ногайцев в Литву или Польшу? Потому что мы были опорой трона, постоянно властям служили. Такой у нас уклад», – продолжает Исмаил.

«Мы с русскими дрались на свадьбах, но и действовали вместе, защищали свои интересы. Я был советским человеком, меня не называли ногайцем, меня называли русским. Куда денешься? Другой родины у меня нет, ее не выбирают, мать она или мачеха. Просто есть более любимые и менее любимые дети», – говорит Мурат Авезов.

История крепко привязала ногайцев к России, насколько крепко, что они стали ощущать себя ее составной частью. Когда-то ногайцы вынуждены были принять российское подданство. Сегодня же они не могут представить себя вне российской идентичности. Поэтому они не уезжают в Турцию или Казахстан. Поэтому они остаются патриотами России, какой бы чужой для них она ни была. И в этом потомки Эдиге на удивление едины. Наблюдаем ли мы то, что ногайский мир перестал отделять «своих» от «чужих» и перешел в предсмертное состояние? Или же это способ выживания для малочисленного народа, когда оставшиеся силы направлены на созидание, а трата времени на негатив – непозволительная роскошь? Истину знает только время.

Ногайский писатель Мурат Авезов

В Карачаево-Черкесии в ауле Эркен-Халк находится «Музей истории и культуры ногайского народа». Это старое двухэтажное здание с четырьмя секциями, каждая из которых посвящена определенному периоду истории ногайцев, начиная со Средневековья и до советского времени. Глава музея Светлана Рамазанова устроила нам персональную экскурсию и поделилась интересными мыслями и своими переживаниями о ногайском народе.

«Я плохо сплю из-за того, что язык пропадает. Ведь если не будет языка, то не будет культуры, а если не будет культуры, то исчезнет народ. Любой народ исчезает – это неизбежность, и с этим ничего не поделаешь: большое проглатывает малое.

Почему ногайцы вымирают? Несколько причин:
1) Межнациональные браки;
2) Ногайцы говорят на русском языке (особенно на Севере) или на папином языке, хотя при этом продолжают считать себя ногайцами;
3) Это естественный процесс развития общества, это неизбежно;
4) Какое может быть развитие, когда ты маленький и варишься в собственном соку».

С двумя тезисами Светланы я соглашусь, а два попробую опровергнуть. Хотя даже эти опровержения вряд ли способны поменять общий вывод.


Светлана Рамазанова в музее

Опровержение №1.
Опасность межнациональных браков в большей степени относится к Астрахани, Северу и крупным городам, в общем, к местам, где ногайцы не проживают компактно. Из-за более светского и урбанизированного образа жизни там чаще случаются браки между русскими и ногайцами. Дети в этих браках обычно сами выбирают религию, если конечно между родителями не было четкой договоренности, и выбор чаще падает на христианство – религию большинства. Ногайский язык в условиях большого города тоже быстрее забывается, чем на Кавказе. В итоге дети в таких семьях оказываются под бо́льшим влиянием русской культуры, и теряют связь с ногайским миром.

Если же дети от русско-ногайских браков растут в ногайском селе, то все не так однозначно. «У нас народ дружно живет, нет конфликтов, даже на личной основе, потому что все переженились. У меня в классе есть двое учеников, мальчик и девочка, у них папы русские, а мамы ногайки. Девочка считает себя русской, но на ногайских праздниках лучше всех читает стихи на ногайском, у нее очень хорошее произношение. А мальчик себя не проявляет никак на этих праздниках, он, наверное, больше русский. А так, менталитет обычный, как у всех», – говорит Гульниса, учитель в селе Джанай Астраханской области.

На Кавказе все по-другому. Аминат Курмансеитова рассказывает: «Все-таки здесь Восток, на Востоке национальность определяется по отцу. Национальность по матери может быть только в том случае, если мать развелась с мужем и со своим ребенком жила у себя. В этом случае она может не только национальность, но и фамилию поменять. На Востоке даже у не мусульманина родословная идет по отцовской линии. Поэтому 99 % населения, рожденного от черкеса, записывается черкесом, от карачаевца – карачаевцем, от ногайца – ногайцем, от русского – русским. Если ногайка выходит замуж за русского, у нее ребенок русский, если за черкеса – ребенок черкес. Разговоры о том, что мать даст свою фамилию и перепишет на свою национальность, вообще не рассматриваются. Это даже не обсуждается, и фамилия всегда отцовская».

Это правило соблюдается у всех восточных народов, за редким исключением. Поэтому в той же Астраханской области если отец ногаец, а мать казашка, то ребенок будет ногайцем, и наоборот. Потеря национальной идентичности в таких браках не страшна, в отличие от браков с русскими.

«Черкесы говорят, что мы красивые, потому что с ними смешались. Доля правды в этом есть: у ногайцев есть черкесские роды, а у черкесов – ногайские. У меня прабабушки – карачаевки, и это неплохо, это улучшает кровь. У чеченцев и карачаевцев всплеск: они принимали в свои ряды всех подряд и сильно обновили кровь в 19 веке. У карачаевцев 70-80% населения – пришлые: абазины, грузины, ногайцы, черкесы. Поэтому у них сильный потенциал, много культурных деятелей, просветителей, писателей. Но мы не массово перемешиваемся: 10-15% семей – это допустимо, даже нужно, поэтому у нас и хорошее развитие. Ничего плохого в этом нет, смешение – путь к лучшему. Кровь всегда надо обновлять, иначе произойдет деградация», – считает Керим из Черкесска.

Межнациональные браки сами по себе не угрожают ногайцам, но становятся проблемой для диаспоры. Выходит, чтобы избавиться от проблемы, нужно просто остановить массовую миграцию. Остановить! Миграцию! Хм… так ли уж неправа Светлана в своем тезисе?

Согласие №1.
Исчезновение малых языков – действительно неизбежность, объединяющая всех ногайцев страны. Просто в городах этот процесс идет быстрее, в деревнях – медленнее, но к общему знаменателю в итоге придут все. Это как с Интернетом: вчера он был только в городе, сегодня же есть везде. О причинах исчезновения языка было сказано немало. О принимаемых мерах по его сохранению будет рассказано в отдельной истории. Философский вопрос, который я задавал ногайцам, звучал так: «Если исчезнет язык, то что будет с народом: он сохранится или тоже исчезнет?»

Мнения людей разделились, причем разделились примерно поровну.

«Колумбийцы же – единый народ. Они испаноязычные, но если этнически заглядывать внутрь, то большая часть у них – индейцы местные, какая-то часть – потомки испанцев. Также арабов много – торговцы в портах были арабами. И вот они все вместе они стали колумбийским народом. Это ярко выражено у Маркеса, он показал новую общность, новое государство. Такая ситуация, видимо, будет и у нас. Хотя из-за религии тяжелее будет стать единым народом», – рассуждает писатель Иса Капаев.

Магомед Найманов придерживается другого мнения: «Ногайский народ как народ сохранится. В статистике. А знать свой язык он не будет. Без языка народ легко может быть народом. Например, Беларусь, где 95 % не знают белорусского языка, тем не менее, белорусский народ существует». Более того, Беларусь в этом не одинока: ирландцы тоже не стали англичанами, хотя поголовно говорят на английском.

На первый взгляд, убедительным доказательством сопротивления ассимиляции является то, что дети, не знающие ногайского, все равно считают себя ногайцами. Но все не так просто. «Если человек не знает своего языка, не говорит на родном языке, то это уже неполноценный ногаец, его трудно назвать ногайцем на 100%», – убежден Исмаил Черкесов.

Мне кажется, Исмаил попал в самую точку. Что больше делает ногайцев ногайцами: самоназвание или возможность прочитать эпос Эдиге на родном языке?

«Мы плохо говорим на родном языке, но когда читаешь стихи на ногайском, слушаешь старые песни, слышишь пожелания – прямо тоска берет! Но мы этим не живем. Много информации идет, а моё родное – где-то глубоко внутри. У детей же этого еще меньше – поэтому нации и уходят», – замечает Светлана Рамазанова.

Опровержение №2.

Многие ногайцы философски смотрят на происходящую на их глазах потерю языка и ассимиляцию, потому что уверены в неизбежности исчезновения этноса. Их уверенность базируется на теории этногенеза и пассионарности Льва Гумилева – во время экспедиции я столько раз слышал эту фамилию, что у меня сложилось впечатление, будто она стала мантрой для ногайцев. По Гумилеву, каждый этнос проходит жизненный цикл от рождения до смерти, и ногайцы сегодня как раз находятся на стадии умирания. Можно много писать о том, что данная теория, несмотря на простоту и вроде бы логичность, не нашла поддержки ни среди отечественных, ни среди зарубежных ученых, вызывает много споров и во многих моментах притянута за уши, но так устроен человек, что должен во что-то верить. Светлана Рамазанова не сказала ничего нового о Гумилеве, просто была еще одним (5 или 6 по счету) собеседником за короткий период времени, рассуждавшем о неизбежности исчезновения ногайцев.

Я позволю себе не согласиться как с Гумилевым, так и с ногайцами. Ведь «естественный процесс развития общества» одинаково подходит как для объяснения каких-либо закономерностей, так и для оправдания ошибок и бездействия. Есть народы древнее ногайцев, которые в настоящий момент переживают стадию развития. Например, монголы, которые в 1990 году избавились от идеологии и взяли курс на построение демократических институтов общества и развитие современной буддистской культуры. Конечно, можно возразить, что Монголия – отдельное государство, а ногайцы – часть большой страны, но это только подтверждает роль исторического пути и единства народа в развитии общества и опровергает абстрактную стадию умирания этноса.

Одним из залогов сохранения культуры является наличие автономии, которая способствует консолидации общества. Это не гарантирует развитие этноса (те же финно-угорские народы России, имеющие свои республики, стремительно ассимилируются и выбирают русскую идентичность), но дает шанс на развитие. Воспользуется ли им народ или нет – другой вопрос. В ногайском обществе по-прежнему наблюдаются признаки жизни: помимо собственной культуры, проявляющейся даже у молодежи (всех этих танцев, свадеб, тамг) и исторической памяти, среди ногайцев немало инициативных людей, которые пытаются что-то сделать для народа. Но только в условиях автономии инициатива может принести крупные плоды, иначе будет не услышана или раздавлена.

Согласие №2.

Ногайцы оказались малочисленны и разбросаны, и их общество находится под сильным влиянием четырех более мощных культур, каждая из которых ослабляет ногайский мир.

Русская. Ногайцы считают себя частью России, живут в русскоговорящей среде и испытывают мощное влияние русской культуры. Несмотря на постепенную утрату родного языка, ногайцы не считают, что в России им грозит ассимиляция, наоборот, барьерами на ее пути являются ногайская внешность и религия, да и большинство ногайцев живет в условиях определенной культурной автономии. Угроза от русского мира в большей степени проявляется в Ставропольском крае и на Севере – там сильнее потеря родного языка и утрата культуры. К тому же в некоторых регионах возрастает русский шовинизм: в том же Ставрополье ногайцы считаются диаспорой, а не коренным народом и воспринимаются недружелюбно, что в принципе характерно для казачьих регионов страны по отношению к мусульманскому населению (ногайцам, черкесам, туркам-месхетинцам).

«Когда говорят, что ногайцы станут русскими, мне в это слабо верится. Однажды я поехал в Оренбург в архивы. Какие там обороты речи: «милостивый государь» и так далее! Как все красиво написано – я же говорю, я воспитан в русской культуре и для себя не считаю это горем. Читаю – и прямо бальзам на душу. Меня жена ругает, говорит, что я превращаюсь в совка. У меня несколько идентичностей: местная – карагаш-ногай, астраханский ногаец; другая – астраханец; следующая идентичность – ногаец, представитель ногайского народа; и следующая – россиянин, есть эта идентичность, я ее не выкидываю», – говорит историк Рамиль Ишмухамбетов.

Казахская. Долгожданная независимость от Российской и советской империй привела к национальному подъему казахов и развитию их культуры, но независимая культурная политика неизбежно порождает споры с соседними народами. Противостояние с ногайцами случилось из-за близости языков, схожей культуры, подавляющего численного превосходства казахов и того, что Ногайская Орда практически полностью располагалась на территории современного Казахстана. Поэтому кем считать кочевых поэтов 15-16 веков – ногайцами или казахами? (сами поэты в своих произведениях обращались к ногайцам, а не к казахам, но история знает примеры, когда народы меняли самоназвание). Являются ли ногайцы отдельным народом или субэтносом казахов? (большинство ногайцев считает себя отдельным, пусть и родственным народом – все-таки разница в языке, в свадебных и похоронных обрядах присутствует). Для казахов победа в этих спорах означает получение ногайского наследства. Для ногайцев – что они равноправный, пусть и небольшой по численности народ. Важно отметить, что споры происходят исключительно в Интернете, поэтому для одних – это чуть ли не дело жизни, для других – абстрактная, раздутая вещь, не имеющая отношения к реальности.

«Со стороны казахов нет пренебрежительного отношения к ногайцам, хотя в Интернете идут споры. Я обожаю Казахстан, мы с ними слишком близки, но частью казахской нации я не хотела бы становиться. Мы в 1992 году приезжали в Казахстан на симпозиум, и певица Кумратова исполнила эпические произведения, в которых упоминаются ногайцы. Там было много ученых, разных деятелей, и они говорят о Кумратовой: «Это наша, казашка она». Затем спрашивают, кто мы. Мы отвечаем, что ногайцы, а они говорят: «Вы тоже казахи, мы одно дерево». Я говорю им: «Да, но не забывайте, что мы корни, а вы ветки и листья», – вспоминает Нарбике.

«Многие молодые ногайцы поют казахские песни. Когда меняется родное на что-то родственное, но чужое – мне это не нравится», – говорит Мурат Авезов.

«Одни говорят, что приносить казахские песни на ногайские свадьбы – неправильно, но вы дайте тогда ногайские песни. Потому что казахские песни подходят по менталитету и мелодике. У нас композиторов хороших мало, поэтому приходится казахские и киргизские песни переделывать. С одной стороны, нет песен потому, что нет исполнителей. С другой стороны, исполнители не появляются, потому что нет системы эфира, ротации, а это упирается в то, что нет автономии», – считает Исмаил Черкесов.

Проблема в том, что ногайский мир слишком маленький, чтобы воспроизводить собственную культуру, в то время как Казахстан предлагает современные песни и фильмы, литературу и науку, колыбельные песни и национальную одежду. Если ногаец не хочет полностью обрусеть, а пытается сохранить элементы степного менталитета и кочевой культуры, то он просто вынужден смотреть в сторону Казахстана.

Татарская. Влияние татар на ногайцев ощущается только в Астраханской области, где проживает переходная татаро-ногайская группа (юртовцы) и где раньше ногайцы были записаны татарами. Татары являются вторым этносом в России после русских и, как и казахи, переживают национальный и культурный подъем. Татарские организации многочисленны, у них есть деньги на проведение образовательных и культурных мероприятий. Поэтому неудивительно, что, видя мощное татарское движение и слабое ногайское, многие выбирают татарскую идентичность.

«Наши старики поют татарские песни. У меня родной дядя называет себя татарином, зная, что он не татарин. Я люблю татарский язык, это мой второй язык после ногайского. Я могу по-татарски что-нибудь спеть, у меня бабушка – татарка. Но по самоопределению я ногаец. Опаснее всего для нас татары и казахи именно чрезмерным сближением. Если потеряется чувство «свой-чужой», то мы исчезнем», – считает историк Рамиль Ишмухамбетов (на фото).

Северо-Кавказская (горская). Исторически кочевой ногайский мир и горский мир относились к разным культурам, хотя и пересекались между собой. Особенно это было характерно для Западного Кавказа: Крымское ханство и Черкесия зависели друг от друга. Поэтому черкеска и папаха являются элементами одежды как для ногайцев, так и для многих горских народов. Поэтому в обеих культурах существовала практика аталычества (когда горские дети росли в ногайских семьях, и наоборот) и куначества (настолько тесной дружбы между людьми, что они фактически становились родственниками). Но после суворовских событий и массового изгнания ногайцы сохранились лишь в нескольких аулах по соседству с горскими народами, поэтому ногайская культура частично подчинилась горской и стала развиваться вместе с ней. Жизнь рядом с горцами постепенно стирала культурные различия, но в то же время способствовала сопротивлению советской культуре: в результате у кубанских ногайцев сохранились лошади и собачьи бои, как и у других народов Карачаево-Черкесии. Впрочем, идентичность, ногайский чай, женский национальный костюм – все это не осталось в прошлом; да и ногайский язык никуда не делся, несмотря на соседство с более крупным и очень похожим карачаевским языком. Поэтому в настоящее время кубанские ногайцы являются и ногайцами, и горцами, как бы странно это ни звучало.

Другое дело – ногайская степь. Она долгое время жила аутентично и сохраняла кочевую культуру вплоть до прихода советской власти. Коммунисты сначала привели ногайцев к оседлому образу жизни, а потом разделили степь, отдав две ее части Чечне и Дагестану – так местные ногайцы постепенно попали под влияние горской культуры. Поэтому среди них распространился суфизм. Поэтому некоторые делают дагестанский акцент «ле». Поэтому все ногайцы танцуют лезгинку.

В то же время многие дагестанские ногайцы подчеркивают, что они не горцы. На собрании молодежной организации в Терекли-Мектебе прозвучала такая фраза: «Подражаем горцам немного, но не горцы». А это сказал Мурат Авезов: «Посмотри на меня, какой я дагестанец. Меня просто взяли и отдали в Дагестан – насильно жених, насильно невеста».

По поводу лезгинки мнение разделилось: одни к ней плохо относятся и даже считают, что с ней нужно бороться, другие же рассматривают ее как часть современной ногайской культуры. «Некоторые говорят, что это не наш танец и его нельзя танцевать. Ну, и вытесни ее тогда другими танцами, традиционными ногайскими. Сейчас у нас лезгинка как данность. Во многом это даже ногайский танец, потому что некоторые элементы чисто ногайские. Но горцы танцуют ее с подскоками, поднятием рук – вот это не наше», – считает Мурза, участник молодежной организации «Возрождение».

«Я в Москве прожил 12 лет, у меня каких только друзей не было: русские, армяне, грузины. Но дагестанцев почему-то не было. Вот парадокс: и не потому, что к ним плохо отношусь, просто менталитет у нас другой. А с русскими очень легко сходимся, прямо слету».

Также дагестанские ногайцы оказались под влиянием кавказского суфизма – смеси ислама и горских обычаев. Суфизм стал особенно популярным в Дагестане, Чечне и Ингушетии, поэтому «восточно-кавказский ислам» отличается от «обычного» ислама, характерного для Поволжья и Западного Кавказа. Исторически ногайцы отказались от суфизма еще в 18 веке, но в современном Дагестане суфизм получил такое распространение, что если ты против суфизма, то ты чуть ли не ваххабит. В результате, некоторые «обычные» ногайские имамы были вынуждены покинуть республику, в ногайских мечетях появились суфийские имамы, а среди дагестанских ногайцев суфизм стал набирать популярность. Это привело к противоречиям между верующими ногайцами. В целом, суфисты более консервативны, и это бросается в глаза: в Астрахани ногайские женщины одеты по-европейски, в Карачаево-Черкесии они ходят в платках (и то далеко не все), в Дагестане женщина без платка – редкость, более того многие оставляют открытыми только лицо и кисти рук.

Нужно ли противодействовать более мощным культурам или же это уже бесполезно? Каждый решает сам для себя. Одни ногайцы говорят, что главное – быть мусульманином, а национальность не имеет значения. Такой выбор разумен в условиях тесного взаимодействия кавказских народов. Другие считают, что казахи и ногайцы – это один народ. В условиях глобализации это тоже неплохая формула сохранения. Третьи уезжают в крупные города и вступают в брак с русскими, что означает отрыв от ногайского мира если не для самих уехавших, то уж точно для их детей. Но и это неизбежность современного общества. Впрочем, есть и четвертый вариант – лучше всех его озвучила Нарбике:

«Сегодня дай мне возможность выбрать другую нацию, даже самую великую, я бы не смогла. Для меня ногайцы – мой великий народ. Я всегда говорю начинающим певцам: забудьте прошлое, живите настоящим, делайте свою историю. А вы восхваляете Эдиге, в песнях слова пафосные. Ногаец был бессловесен, разбросан, жил в темноте, под прессингом. Но если мы тогда выжили, то теперь не можем исчезнуть. Хотя эта борьба должна быть каждый день. Все должны помнить составляющие народа: язык, историю, культуру. Если это исчезнет, то исчезнет и народ».

Раздробленность ногайцев привела к тому, что в советские времена связь между регионами была минимальной, а общение с зарубежной диаспорой не происходило вовсе. Например, многие в Астрахани вообще не знали, что ногайцы живут где-то еще. В конце 80-х стало возможным создание национальных организаций и свободное перемещение по стране – и ногайцы разных регионов начали постепенно взаимодействовать друг с другом.

В первую очередь стали проводиться культурные мероприятия и общеногайские съезды на самую разную тематику: так, оказалось возможным не только появление в Дагестане ногайского ансамбля «Айланай», но и его гастроли по другим регионам страны. Затем к ним добавились образовательные и спортивные мероприятия. Несмотря на ограниченность доступа к административному ресурсу, взаимодействие ногайцев оказалось возможным благодаря «инициативе снизу». И хотя для простого человека все эти конференции и съезды мало что значили, ногайская интеллигенция стала представлять интересы всего народа, а не его отдельных частей.

«Когда к нам в первый раз приехали ногайцы из других регионов, они зашли в дом культуры и были поражены, что в России еще где-то живут ногайцы, говорят на их языке. Они показали спектакль, исполнили танцы, рассказали пословицы и поговорки. Как сейчас помню, они начинают пословицу рассказывать, а наш зал продолжает – это было так приятно», – делится воспоминаниями Гульниса, учитель из Астраханской области.

«Но всё это на общественных началах. То есть наши ребята складываются, кооперируются, собирают деньги. Часто нас отправляют на перекладных, нанимают какую-нибудь машину и мы выезжаем», – рассказывает Аминат Курмансеитова.

Впрочем, региональные границы стирались и для простых людей. Причин было несколько. Первая, как ни странно, сложное экономическое положение и последовавшая миграция на Север: появившиеся общины охватывали всех ногайцев независимо от региональной принадлежности. Точно так же Астрахань стала местом обучения для ногайской молодежи со всей страны.

Вторая причина – Чеченская война, из-за которой 10 тысяч ногайцев покинуло родные аулы. «Многие «чеченцы» уехали в Астрахань, работу нашли, бизнесом занимаются. Ногайцы, живущие среди других национальностей, более живучие. Мы здесь мононация, инфантильные, спокойные, только молодежь в последнее время чем-то занимается. В Чечне ногайцев сама жизнь научила выживать. Целые рода переехали сюда, потому что там село разбомбили – была наводка, что в нем скрываются боевики», – говорит Нарбике из Дагестана.

И третья причина – Интернет, который не просто усилил коммуникацию, но объединил ногайцев. Его роль особенно важна для этого народа, потому что в России нет телеканала на ногайском языке и общеногайской газеты (хотя две региональные все же есть). Доказательством силы Интернета стало возросшее число браков между ногайцами разных регионов страны, что раньше случалось крайне редко.

В течение долгого времени связь российских ногайцев с зарубежной диаспорой была полностью потеряна. Ногайцы, оказавшиеся в Турции, из-за близости языков и политики властей постепенно приняли турецкую идентичность, и теперь о них можно говорить скорее как о турках ногайского происхождения. Впрочем, от 100 до 300 тысяч человек в Турции и еще 100 тысяч в Европе по-прежнему считают себя ногайцами. Сейчас они приезжают в Россию на культурные мероприятия, появились «интернациональные» браки, даже проходил футбол между ногайцами разных стран. Как-то приехал ногаец из Австрии – он начал искать свой род и в итоге оказался в Астраханской области. Был и такой случай: «турецкая» семья нашла прямых родственников в Дагестане, несмотря на 150-летний разрыв в общении.

«Наша цель – пробудить население в Крыму, юртовых ногайцев. И у нас задача вести в Турции просветительскую работу, чтобы они записывались ногайцами», – говорит Керим из Черкесска.

Однако межгосударственное взаимодействие осложнено тем, что отсутствует организация, которая объединяла бы ногайцев всего мира и представляла бы их на международной арене, как, например, Меджлис крымскотатарского народа или Международная черкесская ассоциация.

Несмотря на международный уровень, ногайское движение зачастую держится на одном лишь человеческом энтузиазме, а потому страдает от нехватки денег. «Сейчас, если регистрировать общественную организацию, необходим конкретный почтовый адрес, помещение, договор об аренде, видеоматериалы нужно ежемесячно предоставлять. Но мы не имеем для этого возможности. Нам негде приткнуться, поэтому мы как бы в неофициальном положении», – рассказывает Магомед Найманов из Черкесска.

«В Астрахани нет центра, где можно было бы взять национальный костюм. Поэтому, как в школе какой-нибудь конкурс межнациональный, все ходят, костюмы ищут, не знают, где и у кого найти», – говорит Линара. «Если какие-то праздники проходят, мы складываемся. Определенного взноса нет, всё по мере возможности – так мы и концерты проводим, и все мероприятия».

В последнее время большую инициативу стала проявлять молодежь. «Идет возрождение, люди интересуются книгами, музыкой, поэзией, раньше этого вообще не было. Месяц назад здесь впервые в истории проходил КВН, потом его в Карачаевске провели. Если бы не это, я был бы в депрессии», – сообщает Мурза из Терекли-Мектеба. Помимо культурных мероприятий, молодежные организации способствовали появлению мобильных приложений по изучению ногайского языка, перевели на ногайский некоторые мультфильмы, например, «Король лев».

Дагестанская молодежная организация «Возрождение» развивает спорт среди ногайцев, пытается перевести домбру из традиционной культуры в современную, провела КВН, хочет запустить свою газету. Неизвестно, все ли у них получится, но сам факт того, что в ауле немало молодых людей не сидит на месте, вызывает удивление. Алкоголя и дискотек в этой среде нет; вместо него – спорт, суши-бар, sony playstation. «Я ногай, ты ногай – мы друг другу помогай». Кстати, дети лет 16, с которыми удалось поговорить в местном кафе, тоже сказали, что алкоголь – теперь не модно (правда, вместо него они пили энергетики). Конечно, такой образ жизни характерен не для всех ногайцев, но это все больше становится правилом, чем исключением.

Под этническим названием «ногайцы» известна часть населения Северного Кавказа, Дагестана и Астраханской области, говорящая на одном из тюркских языков. Ногайский язык относится к кипчакской группе тюркских языков, составляя вместе с языками казахским и каракалпакским кипчако-ногайскую подгруппу.

Ногайский народ, задолго до возникновения этнонима «ногъай», исторически складывался из различных племен и народов. Согласно исследованиям Т.А.Трофимовой, «население степной полосы до нашествия татар состояло из различных тюркских племен – огузских, печенежских и половецких, известных по восточным источникам под именем кипчаков, по западным – куманов». По А.И. Сикалиеву, в состав ногайцев вошли представители угорских и печенежских племен, а также хазары, булгары, кипчаки. При этом процесс складывания ногайцев, как и многих других народов, шел путем миграции, расселения, а также завоевания одних этнических групп другими.

Судя по этнонимам, этническую основу народа составили древние тюркские племена, обитавшие на просторах Прииртышья, Северо-Западной Монголии, Дешт-и-Кипчака, Средней Азии, Северного Кавказа. Это подтверждается родовыми и племенными названиями, бытующими у ногайцев и в настоящее время. Среди множества родов и племен, вокруг которых консолидировались другие, самыми распространенными были уйгуры, уйсуны, найманы, керейты, кипчаки, дурмены, катаганы, кунгураты, мангыты, кенегесы, канглы, асы, булгары и другие, история которых уходит в глубокую древность.

Одними из самых древних являются уйсуни, восходящие к древним европеоидным усуням, которые в V- IV веках до нашей эры входили в конфедерацию протогуннских племен. Как отдельный род со своим знаком – тамгой они сохранились у ногайцев и многие ногайцы носят фамилию Усуновы.

Компонентом, принявшим участие в этногенезе ногайцев, является древнее племя канглы, отождествляемое с племенем кангуй. Канглы говорили на тюркском языке. Их владения охватывали огромную территорию в Средней Азии с центром на нижней и средней Сырдарье или в Хорезме. Впоследствии канглы, как и усуни, были завоеваны хуннами и вместе с ними дошли до восточных пределов Европы, а затем приняли участие в образовании различных народов, в том числе ногайцев, среди которых они и сейчас известны как «канглы».

Особенно важную роль в этногенезе сыграли кипчаки. Вокруг них консолидировались все остальные, вошедшие в состав ногайцев, племена. Есть основания полагать, что кипчаки были «организующей политической основой новой общности», в данном случае ногайцев, у которых существует фамилия Купчаковы. В VIII – IX веках кипчаки двинулись от Иртыша к западу и заняли огромную территорию, которая стала называться Дешт-и- Кипчак.


Монгольское нашествие повлияло на расселение кипчаков в южнорусских степях и на Северном Кавказе. Многие племена откочевали с ранее занимаемых территорий, а «степи от Урала до Дуная служили для кочевок остатков половцев и предшествовавших им тюркских племен, объединявшихся с частью кипчаков под общим названием ногаев. Заметное место в составе ногайцев заняли найманы. По Рашид ад Дину, они имели свое государство в верховьях Иртыша по соседству с керейтами и киргизами. С VI по XI века найманы вместе с уйгурами составляли государство тогуз-огузов. Усиление монголов, их нападения на соседние государства не миновали найманов. В результате многолетних войн их государство ослабло, и в 1218 году было окончательно разгромлено объединенными силами монголов. После этого этнические группы найманов, вовлеченные в орбиту монгольских завоеваний, расселились в разных областях огромной территории Золотой Орды и приняли участие в образовании многих народов.

Керейты уже в домонгольскую эпоху насчитывали множество племен и создали свое государство, которое занимало также часть современной Монголии. В пору своего возвышения Чингисхан нашел союзника в лице керейтского Ванхана. Но впоследствии он обрушился на керейтское государство и подчинил его себе. Образование и распад Золотой Орды способствовали миграции керейтов, вошедших в состав ногайцев.

Заметную роль в этногенезе ногайцев сыграли древние конгираты, распавшиеся на несколько родов. Они жили в районе современного Улан – Батора, вошли в состав Золотой Орды, в период ее распада участвовали в формировании казахов, узбеков, каракалпаков, ногайцев, оставили после себя много топонимов

В состав ногайцев вошли представители населения древнебулгарского государства – асы и булгары. Потомки асов подразделяются на «шимишли - ас», «дорт – уллу - ас», «кара - ас», «акъ - ас», «култы - ас», имеют родовые тамги и, в отличие от многих экзогамных фамилий, эндогамные.

Как видим, в формировании ногайцев участвовали самые различные племена. Некоторые из них известны и до нашей эры, многие имели государства. В разные эпохи они входили в состав Хуннского союза, тюркских каганатов, булгаро-хазарских объединений.

Большие миграции различных племен вызвали политические события, связанные с образованием и распадом Золотой Орды. На развалинах Золотой Орды, наряду с Узбекским, Астраханским, Казанским, Сибирским, Крымским ханствами возникла Ногайская Орда, куда вошли различные племена и роды, ставшие ее основой. Среди этих групп по численности и влиянию первое место, пожалуй, занимали кипчаки.

Кипчаки в составе тюркоязычных племен оказались под властью золотоордынских ханов уже в XIII веке, о чем пишет Г.А. Федоров-Тарасов: «Процесс смешения кочевников Дешт-и-Кипчака и сложения новых кочевых образований, начавшийся в XIII веке, получил свое завершение в XV веке. И, действительно, в XV веке нет половцев – кипчаков в старом смысле. В большой орде кочуют «татары», в Астраханских степях население также называется «татарами», в восточной части Золотой Орды известны казахи, узбеки и мангыты – ногайцы».

В VIII – IX вв. между Волгой и Яиком обитали печенеги. В IX в. их стали теснить торки. В конце IX века под ударами печенежского племенного союза распался Хазарский каганат. Однако и печенеги недолго удерживались в степных районах юга России. Под натиском славян, торков и половцев, печенеги перекочевали в низовья Дуная. В XII – XIII веках остатки печенегов слились с половцами, а затем и с монголо-татарами.

Первые подробные сведения о половцах – кипчаках Северного Кавказа сообщил З.В.Анчабадзе, изучив грузинские летописи того времени. В результате анализа этих летописей он пришел к выводу, что во второй половине XI века кипчаки уже обитали на Северном Кавказе, и это изменило его прежнюю этническую карту. «Центральное Предкавказье, - отмечает З.В. Анчабадзе, - не было единственным местом расселения кипчаков на территории Северного Кавказа в XI – XII вв. Определенная часть их обитала и в Приморском Дагестане. Эту часть кипчаков автор грузинской анонимной истории XII в., подробно описавший царствование своего современника Давида Строителя (1089 – 1125 г.г.), называет «дербентскими кипчаками». В дальнейшем через Дарьяльский проход часть половцев из Центрального Предкавказья переселилась в Грузию. В конце первой четверти XII в. на военной службе у грузинского царя находилось 40 тысяч воинов-кипчаков, а 5 тысяч отборных солдат составляли личную гвардию Давида Строителя. Переселение кипчаков в Грузию продолжалось и в XIII в.

Источники позволяют составить некоторое представление о социально- экономическом строе кипчаков южнорусских степей и Северного Кавказа того времени. Общество четко делилось на богатых и бедных. По мнению С.А.Плетневой, «родовой строй отмирал, в его недрах, прикрытый древними обычаями, зарождался феодализм».

Первым, кто объединил кипчакские земли в одно государство, был хан Кончак. Однако, уже при Юрии Кончаковиче это государство вновь возвращается к аморфному состоянию, что облегчило его завоевание татаро-монголами.

О внешнем облике кипчаков З.В.Анчабадзе пишет: «В грузинских летописях нет прямых указаний по этому поводу, но некоторые косвенные данные позволяют допустить предположение, что кипчаки (или определенная часть их) отличались европеоидными, а не монголоидными чертами. Дело в том, что ни один грузинский автор, в том числе и историк Давид Строитель, подробно описывающий кипчаков на основании личного знакомства с ними, ничего не говорит об их монголоизме».

Как было сказано выше, при сыне Кончака Юрии половецкое государство распалось. Разрозненные эфемерные кочевые союзы половцев не смогли устоять против татаро-монгольского нашествия в XIII в. «Монголы, - пишет исследователь Г.А.Федоров-Давыдов, - оказались сильнее половцев своей дисциплиной, единством власти, отсутствием в момент завоевания розни в среде кочевой аристократии».

Татаро-монгольское нашествие на Кавказ и на Русь перекроило прежнюю этническую карту. В 1220 – 1223 годах армия Джебея и Субедея вторглась в Грузию и затем оказалась на Северном Кавказе и Дагестане. Русская летопись сообщает: «И мы слышахом яко многы страны попленища ясы, обезы, касоги и половец безбожный множество губища и иных загнаша и тако гумроша убиваемы гневом божьим и пречистыя его матере». Первое нашествие монголов на Северный Кавказ завершилось разгромом алан и половцев, но монголы не утвердили своего господства над краем. Дальнейшее завоевание Северного Кавказа происходило одновременно с покорением южнорусских земель.

Нашествие монголов на Северный Кавказ повело к полному завоеванию половецких земель. Лишь небольшая часть половцев с ханом Котяном успели убежать в Венгрию. Венгерские кипчаки бесследно исчезли в стране лишь во времена турецкого господства (1541 – 1699 г.г.).

В период господства монголов в степях исчезают крупные объединения половцев. Начиная со второй половины XIII века русская летопись не упоминает ни одного имени половецкого хана. В самом начале борьбы половцев против монголов в Дешт-и-Кипчаке началось смешение родоплеменных объединений. Победители дошли до того, что начали именовать половцев «татарами». Под этим именем монголы подразумевали не только кипчаков–половцев, но и булгар, маджар, буртасов и другие крупные этнические подразделения, говорившие на тюркских языках.

Кавказские половцы выступали связующим звеном между населением Золотой Орды и Северного Кавказа. Эта связь не прекратилась и после распада Золотой Орды. Половецкие традиции в дальнейшем продолжили ногайцы, которые начали формироваться как самостоятельный народ уже в недрах монгольской государственности в период деятельности Ногая. При нем в его улусные земли входили и плодородные районы Причерноморья и Предкавказских степей. По всей вероятности, с того времени началось распространение этнонима «ногай» и среди половцев, кочевавших на Северном Кавказе.

Ногайская орда образовалась, как мы уже отмечали, на развалинах Золотой Орды одновременно с татарскими ханствами – Казанским, Астраханским, Крымским и Сибирским. Центром Орды стал город Сарайчик (Сарайджук), находившийся в низовьях реки Яик.

До XIV века термин «ногайцы» был неизвестен. Термин «ногай» и «Ногайская орда» как собирательное имя для всего тюркско-монгольского населения мангытского юрта возникло, по-видимому, лишь в 20 –е годы XIV века. В западноевропейской литературе этот термин появился в 1517 году в «Трактате о двух Сарматиях» Матвея Меховского, а в восточной литературе – у турецкого историка Джаниаби (умер в 1590 году), называвшего Едигея «главой поколения ногайцев». Сами же ногайцы в своих грамотах обычно называли себя мангитами, а свое государство «Мангитским юртом». Название «ногайцы» очевидно, было дано им другими народами, или, быть может, приближенными хана Тохтамыша, давшего эту кличку самому Едигею. Позднее название «ногай» закрепилось и за его улусными людьми.

«Мангытский юрт» Едигея, отделившийся от Золотой орды в 1391 году, уже тогда был одним из значительных патриархально – феодальных объединений. Приемником Едигея (умер в 1420 году) в Мангитском юрте стал его сын Газий, объявленный бием по завещанию отца. Улус мангитов в начале XV века находился между реками Эмбой и Яиком, а затем при Нураддине (1426 – 1440-е г.г.) его владения значительно расширились за счет близлежащей к Волге территории.

В самостоятельное государство ногайская орда окончательно оформилась в 40-х годах XVI века. В это время она занимала сравнительно большую территорию от Волги до Иртыша и от берегов Каспийского и Аральского морей до лесной зоны на севере. Орда делилась на ряд улусов, возглавлявшихся мурзами, часто лишь номинально подчинявшихся князю.

В XVI веке Ногайская орда граничила на северо-западе с Казанским ханством по рекам Самаре, Кенили и Кенилчику. Иногда границы ее владений доходили до города Казани. В Казанском ханстве существовали «мангитские места», от которых ногайские феодалы получали «мангитский доход». Князь Исмаил в 1556 году сообщал, что им «из Казани шло годовое сто батман меду, да девят шуб», что он с казанцев «имал по сто рублей денег». Владения ногайцев доходили и до Камы. Башкиры и остяки, жившие у реки Уфы, также платили дань ногайским феодалам.

На северо-востоке Ногайская орда граничила с Сибирским ханством, кочуя «под Тюмень, против Ивака».

Во второй половине XVI века ногайцы кочевали у низовьев Сырдарьи, у берегов Аральского моря, у Каракума, Барсункума и у северо-восточных берегов Каспийского моря. «Власть ногайских владетелей простиралась и на некоторые тюрхменские улусы». Князь Тин-Ахмет в 1564 году писал Ивану IV, что «тюркмен словет улус, и они люди мои». Позже он сообщал: «Туркменский улус от отца и от прадеда моих улус мой».

Западная граница Ногайской орды до самого ее распада оставалась на Волге от устья реки Самары до Астрахани. От других татарских ханств Ногайская Орда отличалась не столько размерами территории, сколько многочисленностью улусных людей: 300 –350 тысяч населения и могла выставлять около 200 тысяч воинских людей.

В 30-х годах XVII века в Поволжье появились калмыки, которые до этого кочевали в Сибири на Тоболе и Ишиме. Появление калмыков в самом разгаре польско-шведской интервенции, бессилие ногайского правителя оказать сопротивление калмыкам вынудили Большие Ногаи в 1606 году перекочевать на другой берег Волги, где они попали под влияние Крымского хана и из «друга» Московского государства превратились в его «недруга», что явилось началом той большой трагедии, последним актом которой явилась потеря ногайцами своего права на дальнейшее существование как государства.

Уже с 1608 года наметилось новое направление калмыцкого наступления – на юго-запад в районы ногайских кочевий. Ограничившись вначале бассейном реки Эмбы, в 1613 году калмыки впервые переходят через реку Яик и направляются к Волге. Необходимость продвигаться в направлении Эмба – Яик – Волга диктовалась для калмыков тем, что к тому времени их сильно потеснил монгольский хан Алтан-хан. Он заставил калмыков платить тяжелую дань не только себе, но и своему союзнику – китайскому императору. В 1630 году Урлюк-тайша бился с «подвластными государю» ногайцами и русскими стрельцами в двух днях пути от Астрахани. В 1633 году пришел с большим войском под Астрахань и бился с русскими войсками сын Урлюка Дайчин –тайша.

Калмыков привлекали привольные кочевки за Волгой, к тому же они не находили больше на разоренном ими левом берегу достаточно военной добычи, ибо многие ногайские племена, спасаясь от калмыцких набегов, ушли на правый берег. По отношению к ногайцам калмыцкие тайши вели себя чрезвычайно агрессивно. Источники свидетельствуют, что калмыцкие тайши распространили свое господство на все «улусы Большой Орды какие на сем пути встречала, а именно, поколение... китай, кипчак» мангит, едисан. Тогда самостоятельность Ногайской орды «исчезла и существование верховных князей быть перестало, а аймаки оставили в управлении своих мурз. Из аймаков ногайских одни оставались некоторое время под властью владетелей калмыцких, другие нашли убежище в Дагестане у кумыкских (владетелей); третьи нашли убежище в Кабарде; четвертые – Буджаке, иначе называемую Белгородью и Аккерманом, подвергали себя господству ханов крымских и кочевали в Бессарабии; другие составляли орды буджацкие и едисанские управляемого одним из султанов Гиреев». Но когда калмыки стали «простирать кочевье свое от правого берега Волги к Кубани», то пребывание в этой стране ногайцев стало невозможным и они «искали убежище в гористых местах на левой стороне Кубани».

Под давлением калмыцких феодалов зимой 1671 г. 15000 джетысанских кибиток во главе со своими мурзами ушли под Астрахань. Однако уже 12 апреля того же года Ямгурчей «с горскими чеченами и крымцами пришел под Астрахань и напал на тех джетысанских татар», а затем «забрали и увели их с собою в горы и под Крымскую власть на Кубань (перевели), причем захватили несколько и астраханских юртовских татар».

Калмыки не оставляли в покое и ногайцев, кочевавших «близ Кабарды при реке Терек». В 1672 г. собрав большое калмыцкое войско, Аюк-хан совершил нападение на Малых Нагаев и принудил их возвратиться в Российское подданство и обложил данью «с каждой семьи в год по кумачу». В конце XVII века многие ногайские племена Большой Орды, не желая подчиняться калмыцкому тайше, ушли с Волги на Кубань. В 1696 году «Большой Ногай под предводительством главных мурз Джакшат мурзы и Агаш мурзы ушли с Волги на Кубань, захватя с собою некоторую часть джетысан и джемойлуков...».

Политические события XVII века привели к тому, что значительная часть ногайцев принуждена была оставить исконную территорию своих кочевий - степи Поволжья и Предкавказья и переселиться в горы.

Находясь постоянно под угрозой Крымских ханов с одной стороны, и натиска калмыцких феодалов, с другой, ногайцы беспрестанно кочевали от Волги до Кубани, от Кубани до Днепра и Бессарабии и обратно. Трудно проследить за всеми этими движениями. В первой половине XVIII века джетысанцы и джембойлуковцы несколько раз совершали перекочевки с Волги на Кубань и обратно. В 1715 году Кубанский Бакта Гирей Султан со своим войском пришел на Волгу под Астрахань и «всех джетысан и джембойлуков забрал к себе на Кубань». Буквально через два года, в 1717 году джетысанские и джембойлуковские ногайцы вновь приводятся на Волгу.

В 1723 году во время междоусобиц у калмыков ногайцы покидают Волгу и переселяются на Кубань, откуда в 1728 году джетысанские ногайцы переводятся «через Крым за Перекоп, для того, чтоб калмыки их не взяли к себе или б они сами к ним не ушли».

В 1738 году еще 700 ногайских кибиток ушло от калмыцкой опеки на Кубань, однако их заставляли возвращаться на прежние места. В результате всех переселений северокавказские ногайцы в конце XVIII столетия разделялись на три большие группы: прикаспийские (так называемые - караногайцы), кочевавшие в основном в кизлярских степях, бештаугорские, которые по словам С. Броневского «частью кочуют, частью живут домами около бештовских гор по рекам Тансык, Джегате, Барсуклы, по Малый и Большой Янкулакг, Калаузе и Карамыке» и прикубанские, которые кочевали от Кабарды до Керченского пролива.

Кроме того, на кумыкской плоскости проживало около 2000 ногайских кибиток, находившихся в «подданстве у Аксаевских князей», не менее 5000 кибиток было «живущих между черкесами». Если к ним причислить ногайцев кочующих на Молочных водах и в Бессарабии, то общая численность ногайцев составит более 30 000 кибиток.

Крымские ханы с давних пор стремились к расширению своих владений в направлении Северного Кавказа. Им удалось подчинить себе ногайцев, кочевавших между Азовским морем и Кубанью.

Особое положение в Крымском ханстве занимали ногайцы, кочевавшие к северу от Перекопа на огромной территории от Дуная до Кубани. Будучи кочевниками-скотоводами и населяя пограничные районы, ногайцы многократно меняли свое подданство, пока, наконец, не вошли в состав Крымского ханства.

Как уже было отмечено, в начале XVIII века продолжали существовать такие политические образования как Едисанская орда, Буджакская орда, Джембойлуковская орда и Кубанская орда, находившиеся под властью Крымского хана. Каждая из этих орд сохраняла самостоятельное управление и в свою очередь делилась на мелкие аульные общины.

Территорию ногайских орд можно определить сугубо ориентировочно по относительной давности обитания на ней основной массы подвластного тому или иному сераскиру, мурзе населения исходя из направления и места кочеваний по временам года. В середине XVIII века ногайцы занимали следующую территорию: буджакские ногайцы располагались в «Буджакской степи» между реками Дунаем и Днестром, Черным морем и Молдавией; едисанские ногайцы - от реки Днестра до Днепра, по Бугу и границам Польши; джембойлуковцы - на равнинной части земель между реками Днепром, Доном и границами России до Азова; кубанские ногайцы - между Азовским морем и реками Кубанью, Ейю и Боспорским проливом.

После завоевания Крыма Россией и расселения казаков по Дону и Черноморскому побережью Малые Ногаи были вынуждены откочевать на запад от Дона и занять предкавказские степи.

Таким образом, в результате смешения различных племен и народов и миграций формируются две группы ногайцев: караногайцы, проживающие сегодня на территории Дагестана и Чечни, и акногайцы (кубанские ногайцы), расселенные на территории Карачаево-Черкесии и Ставропольского края.

1. Анчабадзе З.В. Кипчаки Северного Кавказа по данным Грузинской Летописи. XI – XIV вв. // О происхождении балкарцев и карачаевцев. - Нальчик, 1960.

2. Керейтов Р.Х. Ногайцы. Особенности этнической истории и бытовой культуры. – Ставрополь, 2009.

3. Кочекаев Б. Социально – экономическое и политическое развитие ногайского общества. – Алма-Ата, 1973.

4. Плетнева С.А. Половецкая земля. - М., 1975.

5. Сикалиев А.И-М. Древнетюркские письменные памятники и ногайцы.- СЭ. – 1970.- № 4.

6. Трофимова Т.А. Этногенез татар Поволжья в свете данных антропологии. – М. – Л., 1949.

7. Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М., 1966.

Казанский историк о великом прошлом малого народа

Историк средневековых татарских государств и колумнист «Реального времени» Булат Рахимзянов продолжает цикл колонок по истории ногаев , предков современных ногайцев, и их прародительницы - Ногайской Орды . Сегодня он рассказывает о московско-ногайских отношениях, рассматривая аспект военного противостояния и посольских связей между Московским царством и Ногайской Ордой. При подготовке были использованы материалы двух книг известного историка-ногаеведа Вадима Трепавлова - «История Ногайской Орды» и «Орда самовольная».

Ногайские сакмы

Несмотря на важную роль дипломатических и торговых аспектов межгосударственного взаимодействия в Восточной Европе, военное соперничество тоже являлось важной его частью. Ногайские отряды нередко вторгались на российские окраины, а в союзе с крымцами иногда прорывались и во внутренние области страны. Пути вторжений татар и ногаев на Русь москвичи называли тюркским словом сакма. Оно означает след на земле, оставшийся после прохождения конницы, а в широком смысле - маршрут похода кочевников. Пути вторжений степняков проходили главным образом по возвышенностям, сухим водоразделам рек; татары и ногаи стремились избегать переправ через реки и заболоченные места, обходили густые леса.

Ногайская дорога, или Ногайский шлях, начавшись на Переволоке (царицынской переправе через Волгу) восточнее Дона, шла через верховья его левого притока Битюга. Этот путь считался постоянным и наиболее кратким маршрутом ногайских набегов. В России конца XVII века считали, будто именно этой сакмой в свое время «и Батый на Русь войной шел». Далее к северу единый Ногайский шлях разветвлялся на несколько дорог, ведущих в места мордовские, рязанские, шацкие.

Для защиты юго-восточного рубежа правительство должно было постоянно держать здесь десятки (до 60) тысяч ратников (данные В.В. Трепавлова). Хотя оборона от ногаев требовала гораздо меньше сил, чем борьба с крымскими набегами, в течение второй половины XVI-XVII веков там возникла мощная система укреплений из рязанских городков-крепостей, Закамской оборонительной черты.

Начиная с середины XVI века «перевозы» (места переправы ногаев с одного берега реки на другой) постепенно стали оснащаться русскими заставами и крепостями. В 1557 году был основан Лаишев на правом берегу Камы, около 1571 года - Тетюшев на правом берегу Волги, ниже Казани, в 1586 году - Самара, в 1589 году - Царицын, в 1590 году - Саратов.

Карта с сайта historicaldis.ru

Установление московского контроля над переправами уменьшило интенсивность набегов, но не устранило их угрозу полностью. Ногаи переправлялись на Крымскую сторону под видом мирных скотоводов при помощи русских перевозчиков, а затем вместо выпаса овец и лошадей отправлялись грабить русские «украйны». С 1570-х годов ногаи все чаще объединялись в антироссийских военных кампаниях с крымцами и все чаще двигались по крымским сакмам, особенно по Кальмиусскому шляху, самому близкому к Ногайской дороге. После перекочевки основной массы ногаев на западную сторону Волги набеги стали, как правило, совместными, и в отчетах южных воевод «крымские и нагайские люди» превращаются в двуединое понятие.

Посольские связи

Русские послы и гонцы направлялись «в Нагаи», как правило, весной, чтобы застать биев и мирз на близких к России летних пастбищах. В зимнее же время было «послу ити истомно», «идти им в Нагаи невозможно». Периодичность русских миссий зависела от характера текущих связей с Ордой, но и в пору дружбы и союза к верховному бию снаряжалось обыкновенно не более одного посольства в год. Чаще послы ездили лишь в чрезвычайных случаях - при переговорах о коалициях или с просьбами о присылке конницы на подмогу царской армии.

Помимо непосредственного ведения переговоров государевыми посланцами они еще привозили в кочевые ставки грамоты, адресованные мангытской знати. Посольский приказ составлял их по-русски, но самые важные документы приказные переводчики иногда дублировали на тюрки. Это диктовалось нежелательностью разночтений и приветствовалось ногайской стороной.

«А что нам ни пошлешь, - писал бий Исмаил Ивану Васильевичу в 1557 году, - и ты то все в своей грамоте … вели описывать татарским писмом. Толко так не учинишь – что к нам ни посылаешь, то до меня не доходит». Сами ногаи сочиняли свои послания на тюрки. Русское же правительство не испытывало подобных трудностей, поскольку содержало в своей столице штат переводчиков.

Очевидно, еще с золотоордынских времен сложился определенный порядок приема и размещения московских визитеров в степных юртах: «У них искони веку ведетца: которые приезжают от государя с Москвы послы, и те послы … ставливались … у имильдешев, у дворников», т. е. в шатрах, предоставленных придворными служителями бия или мирзы. Посольству выделялся «корм» и специальный человек для препровождения на аудиенцию. В Посольском приказе составлялся наказ, где оговаривалась реакция на возможные «бесчестные» для посла и соответственно для государя церемонии - не давать служителям ставки подарков сверх положенного (невзирая на вымогательства); не платить «посошную пошлину»: перед входом в шатер бия стражники иногда бросали посох («батог»), и за то, чтобы переступить через него, следовало заплатить. В соответствии с наказами русские отказывались давать деньги, и плату, случалось, отбирали силой, отмечает В.В. Трепавлов.


Лицевой летописный свод «О присылке гонца от Исмаила». Фото wikipedia.org

Аудиенция (корныш, корнюш) в XVI веке происходила в главных ставках биев, «а они сиживали в шатрех». Лишь бий Урус во время разрыва отношений с Россией в 1580-х годах решался вести себя с представителями православного монарха иначе и выслушивал грамоты, сидя верхом, «а преже того николи не бывало». В подобных случаях послам полагалось вообще не приступать к переговорам. В XVII столетии протокол упростился в связи с ослаблением Ногайской Орды и установлением вассалитета бия от московского царя. Глава ногаев мог разместить послов у себя лично как гостей, а царские грамоты выслушивал теперь стоя, обнажив голову.

В Москве приемом приезжих иноземцев ведали казначеи. Их привлечение к контактам со Степью было резонным, так как одним из основных вопросов отношений с ногаями и Бахчисараем были поминки (материальные выплаты). В ведомстве казначеев - кремлевском Казенном дворе - происходил и прием послов в случае отсутствия государя в городе. Для повседневного общения с прибывшими кочевниками, как и для обслуживания русских посольств, направленных за Волгу, в XVI веке использовали, как правило, служилых татар. Этот выбор был естественным: татарское население занимало промежуточное положение в контактах России с мусульманским миром, большая часть его была знакома с языками и обычаями восточных народов; татары имели и общее с ними вероисповедание. Кроме того, татарский язык был традиционным в отношениях Руси с Востоком.

При въезде в российские пределы ногайские послы и обычно сопровождавшие их торговцы двигались к Москве вместе с подьячими, высланными для встречи их из столицы, или со спутниками, выделенными владимирскими, нижегородскими, позднее казанскими воеводами. По пути им полагался «корм» от местного населения, за исключением монастырских крестьян; расчет за продовольствие производился тут же.

По прибытии в Москву послов со свитой селили на особом Ногайском дворе, первое упоминание о котором фиксируется в 1535 году (данные В.В. Трепавлова). Точное местоположение его неизвестно. Табуны, пригнанные на продажу, помещались неподалеку от резиденции послов.

При этом Ногайский двор был не единственным местом, где останавливались приезжие из Степи. Когда Ногайский двор оказывался уже занят одной ногайской делегацией, других селили под Красным селом, или у Симонова монастыря, или на Астраханском дворе. Изредка фигурируют и другие пункты, и все они, как и перечисленные выше, включая и Ногайский двор, находились в Замоскворечье. Обилие топографических названий в посольских документах объясняется прежде всего огромными размерами ногайских посольств, а также многотысячным поголовьем их «продажных лошадей». Видимо, ногайский двор не мог вместить такую массу народа, да еще с табунами.

Приезжие ногаи, выносливые и неприхотливые, никогда не высказывали претензий по поводу своего расселения в Москве, как и спокойно воспринимали они присутствие приставленных к ним русских соглядатаев. Но не упускали случая попрекнуть этим привередливых царских посланцев, принимая их у себя: «Наши послы у государя на Москве и по которым городам нибудь стоят не по своей воле, а стоят, где государь велит, да еще … у них живут приставы и кораулщики». Лишь однажды прозвучало недовольство недостаточностью содержания послов в русской столице – «по 2 денги на день», в то время как в Астрахани (тогда еще татарской) они получают-де «по волу на день корму, опричь конского корму».

Когда ногайский двор оказывался уже занят одной ногайской делегацией, других селили под Красным селом, или у Симонова монастыря, или на Астраханском дворе. Фото idis-moscow.ru

Аудиенция у великого князя или царя назначалась через какое-то время после размещения послов. Ногайская сторона настаивала на уменьшении этого срока, потому что промедление наносило удар по престижу Орды, «и то нам от другов и от недругов наших недобро», пояснял бий Исмаил. Московский монарх выслушивал от послов речи, которые обычно соответствовали содержанию вручавшихся тут же грамот, и в случае своего расположения к адресату «карашевался» с послами, т. е. совершал восточный приветственный обряд, сочетавший объятие и рукопожатие. При «отпуске» послов перед отбытием на родину для них устраивался прощальный прием с вручением ответных посланий. Часто случалось, что от лица своих патронов их представители заключали с царем шертные соглашения и затем везли с собой «клятвенные грамоты», чтобы бий и мирзы подтвердили шарт-наме перед русским посланцем.

Продолжение следует

Булат Рахимзянов

Справка

Булат Раимович Рахимзянов - историк , старший научный сотрудник Института истории им. Ш. Марджани АН РТ, кандидат исторических наук.

  • Окончил исторический факультет (1998) и аспирантуру (2001) Казанского государственного университета им. В.И. Ульянова-Ленина.
  • Автор около 60 научных публикаций, в том числе двух монографий.
  • Проводил научное исследование в Гарвардском университете (США) в 2006-2007 академическом году.
  • Участник многих научных и образовательных мероприятий, в их числе - международные научные конференции, школы, докторские семинары. Выступал с докладами в Гарвардском университете, Санкт-Петербургском государственном университете, Высшей школе социальных наук (EHESS, Париж), университете Иоганна Гуттенберга в Майнце, Высшей школе экономики (Москва).
  • Автор монографии «Москва и татарский мир: сотрудничество и противостояние в эпоху перемен, XV-XVI вв.» (издательство «Евразия», Санкт-Петербург).
  • Область научных интересов: средневековая история России (в особенности восточная политика Московского государства), имперская история России (в особенности национальные и религиозные аспекты), этническая история российских татар, татарская идентичность, история и память.

Их предками были тюрко-монгольские племена, входившие в состав населения улуса золотоордынского темника Ногая. В самом конце XIII века этот улус выделился из Золотой Орды в самостоятельное государство, занимавшее огромную территорию от Иртыша до Дуная. Жители улуса могущественного темника стали именовать себя «людьми ногайского улуса».

Ногай одерживает победу над Тохтой на берегах Дона

В XV веке Ногайская Орда распалась на Большую и Малую Орду. Примерно тогда же в русских документах появился и этноним «ногайцы».

На протяжении веков ногайцы были ударной силой крымской орды и основными противниками запорожских казаков. Впрочем, борьба Русского государства против кочевников, безусловно, закончилась бы победой намного раньше, если бы за ногайцами не стояла поддержка могущественной Османской империи.

В 1783 году, после успешного окончания очередной русско-турецкой войны, Екатерина II издала манифест, упразднявший государственность причерноморских орд, а им самим предписывалось переселиться в Зауралье. Это вызвало волнения среди ногайцев, и на их подавление был направлен легендарный полководец Суворов. 1 октября 1783 года русские войска атаковали главный лагерь кочевников. Согласно свидетельству очевидца, «ногайцы резались со злобой и гибли массами. В бессильной ярости они сами истребляли свои драгоценности, убивали своих детей, резали женщин, чтобы те не попали в плен». Впрочем, для тех ногайцев, кто не принял участие в восстании, было устроено грандиозное пиршество, на котором было съедено 100 быков, 800 баранов и выпито 500 ведер водки. Некоторых ногайских князей Суворов покорил исключительно силой обаяния своей личности, а с одним из них даже сделался побратимом.

К 1812 году все Северное Причерноморье окончательно вошло в состав России. Всем желающим было позволено переселиться в Турцию. Остатки ногайских орд были переведены на оседлый образ жизни.

Оставшиеся в России ногайцы не ошиблись в выборе. Современник Пушкина, российский офицер, писатель и просветитель ногайского народа Султан Казы-Гирей убежденно писал: «Россия стала моим вторым отечеством, из пользы России только и может истечь благо моего родного края».

Действительно, ногайцы сохранились как народ только в России. Их общая численность сегодня составляет около 90 тыс. человек.

Ногайцы бережно хранят свои национальные традиции. В их основе лежит одно общее качество, которое ногайцы называют «адемшилик», что в переводе означает «человечность».

В воспитании для мужчин у ногайцев первостепенное значение имела военная подготовка. Основными статьями воинской этики считались следующие: нельзя нападать на врага спящего, связанного, безоружного; нельзя убивать просящего пощады; слабому противнику надо дать право первого выстрела или удара; богатырь сам должен выйти из трудного положения (плена, заточения и т.д.).

Но, наряду с воинской доблестью, высоко ценилось и образование. Старинная ногайская поговорка гласит: «У мужчин есть два искусства: одно — застрелить и свалить врага, другое — открыть и прочитать книгу».

В разговоре ногайцы придерживаются определенного этикета. Младшие никогда не называют старших по имени. Совершенно недопустимым считается говорить с усмешкой, высокомерно, говорить и пристально смотреть собеседнику в глаза или разглядывать детали его одежды. Не разрешается разговаривать, скрестив руки на груди или подбоченившись. Если двое говорят о чем-то своем и в это время к ним приближается третий, то он должен после рукопожатия спросить разрешения присоединиться к ним.

Женская речь изобилует различного рода благопожеланиями. Но и проклятья в своей речи употребляют исключительно женщины.

Если же мужчина хочет сказать что-нибудь, что нарушает общественное приличие, то он предварительно должен произнести этикетную фразу: «Мне очень стыдно, но я скажу».

Когда нам нечего делать, мы играем в города, а ногайцы — в песни. Вот бытовая зарисовка исследователя ХIХ века Мошкова: «10 пар сидели вокруг хаты. Первый парень справа должен пропеть своей девушке какую-нибудь песню, подходящую ей в лучшем свете. Затем встает со своего места, приподнимая девушку одной рукой и поддерживая другой, и делает с ней полный оборот на месте и отпускает ее. В это время начинает второй. Так все до первого, а он снова. Если кто-нибудь из парней не сумеет спеть песню, то он должен вместо себя назначить другого. И так всю ночь».

Интересно, многие ли смогут выиграть у ногайца песенное состязание?

Истории Крымского ханства не повезло дважды: в Российской империи ее писали преимущественно в черных красках, а в Советском Союзе вообще попытались забыть. Да и жители современной Украины, чего скрывать, по большей части находятся в плену российских мифов и заблуждений о крымских татарах. Чтобы хоть немного исправить ситуацию, Крым.Реалии подготовили цикл публикаций о прошлом Крымского ханства и его взаимоотношениях с Украиной.

Как мы уже говорили в прошлый раз, успех Миниха был недолговечен. Но ведь война продолжилась и на будущий год, и вновь русские войска, уже на этот раз под командованием Петра Ласси, ворвались на полуостров. Ну ладно, пусть в первый раз защищать Крым было некому, ну пусть эффект внезапности. Но почему во второй раз Россия смогла овладеть полуостровом?

Главный вывод из событий миниховского похода был совершенно очевиден для любого неприятельского стратега. Потому что этот поход наглядно показал, что на теперешнем этапе само существование Крымского ханства целиком зависит от того, готова ли Османская империя воевать с Россией за Крым, или не готова. И что само по себе Крымское ханство стало теперь, по сути, беззащитным перед любым сколь-нибудь умело организованным наступлением с севера.

Тактический успех своей крымской кампании 1736 года Россия решила немедленно развить и повторить

Потому понятно, что тактический успех своей крымской кампании 1736 года Россия решила немедленно развить и повторить. Поэтому в следующем году на покорение Крыма была отправлена армия под командованием Питера Лейси – или, как его называли в России, Петра Ласси .

Хан Каплан I Герай , как того и хотел визирь, к тому времени был уже отстранен от власти. Вместо на него на престол был назначен его племянник, Фетх II Герай . И на сей раз османы, впечатленные ужасами прошлого вторжения, наконец, оказали новому хану поддержку, выделив ему янычарские отряды с артиллерией.

Фетх II Герай встал с турецкими пушками у Перекопа, хорошо приготовившись к встрече неприятельского наступления. Но Ласси узнал об этом и не стал штурмовать Перекоп, а вместо того решил войти в Крым другим путем, так сказать, через, так сказать, «потайную калитку» – то есть, через Еничи (нынешний Геническ) и Арабатскую стрелку. Однако этот его план был разгадан ханом, и Фетх II Герай отправил османский отряд поджидать русских к Арабатской крепости – то есть, там, где дорога с Арабатской стрелки выходит уже непосредственно на полуостров.

Но и Ласси, в свою очередь, доведался, что при входе со стрелки в Крым его поджидает столь опасная преграда. Потому он, не дойдя до южного конца стрелки, с немалым трудом переправил войско через Сиваш и высадился незамеченным на безлюдном крымском берегу – там, где его вообще никто не ждал: ни хан, стоявший на Перекопе, ни турки, поджидавшие у Арабата. И с этого берега лежала прямая дорога вглубь Крыма, прямо к городу Карасубазар, нынешнему Белогорску, – который, надо сказать, после сожжения в прошлом году Бахчисарая временно перенял на себя функции столицы Крымского ханства.

Ласси беспрепятственно проследовал к Карасубазару и предал его огню, а затем опустошил и обширные территории Центрального Крыма

И пока весть о русском десанте через Сиваш дошла до хана и до османского командира, Ласси уже беспрепятственно проследовал к Карасубазару и предал его огню, а затем опустошил и обширные территории Центрального Крыма, тем самым довершив разорение страны, начатое Минихом. Ханские и османские войска с противоположных сторон бросились навстречу Ласси, но было уже поздно. Собрав богатейшую добычу и разграбив окрестности, русская армия практически беспрепятственно вышла с полуострова через Чонгар.

Ласси пытался пробиться в Крым и на следующий год, на сей раз планируя пройти уже до Кефе-Феодосии. Он даже сумел было занять Перекоп, но далее получил такой неожиданно сильный отпор от нового хана Менгли II Герая , что был вынужден отступить – то есть, Крым, наконец, оправился от потрясения первых ударов и таки сумел мобилизовать свои и турецкие силы. А последний поход 1739 года и вовсе закончился ничем, потому что война уже клонилась к концу, и дела у русской армии на других фронтах войны с Турцией шли неважно.

То есть, отвечая на ваш вопрос о причинах тактического успеха первых двух походов, я бы сказал, что в походе Миниха такой причиной стало подавляющее превосходство русской армии в вооружениях, а в походе Ласси, которому противостояли уже только крымские татары, но и османские янычары, свою роль сыграл фактор внезапности.

То есть, в тактическом плане Россия могла торжествовать по поводу того, что ей впервые в истории удалось нанести удар Крыму на его же собственной территории. Однако в стратегическом отношении эти походы оказались, по сути, бессмысленными. Ведь они не помогли достигнуть ни одной стратегической цели из всех тех, что ставил перед собой Петербург. Обоим командующим не удалось ни присоединить Крым к России, ни оккупировать его на постоянной основе, ни хотя бы даже удержаться на полуострове сколь-нибудь надолго. Два грандиозных похода, тщательно спланированные европейскими командирами и проведенные по всем правилам классической колониальной кампании, в исполнении русской армии превратились, по сути, в обычные набеги ордынского типа, когда единственным результатом побед стали телеги с богатой добычей и пепелища вражеских сёл, тогда как политический результат операции был ничтожен.

Походы 1736 и 1738 годов сопровождались со стороны русской армии целенаправленными и огромными по масштабам разрушениями

Стратегическую значимость достигнутого военного успеха сильно снижал и еще один тонкий нюанс. Ведь походы 1736 и 1738 годов, именно вследствие своего характера набега, сопровождались со стороны русской армии целенаправленными и огромными по масштабам разрушениями, а также всяческими проявлениями варварства в отношении гражданского населения; а к таким вещам крымские татары – во всяком случае, в отношении себя и на своей территории – были, естественно, непривычны. И если целью Петербурга было ужаснуть и устрашить жителей Крыма – то это ему, конечно, удалось. Однако именно тот факт, что Крым был ошеломлен и потрясен этим разгромом, на 30 с лишним лет закрыло для русской политики любую возможность более тонкой работы по проникновению в Крым и закреплению там своего влияния. И потому когда в 1770-х годах Россия предприняла новую попытку покорения Крыма, то она приняла во внимание опыт 1730-х и действовала уже совершенно по-другому.

После разрушительных походов русских войск на полуостров в Крыму наступило относительное затишье на внешних фронтах, однако этот период характеризовался весьма бурными событиями во внутренней жизни ханства. Опишите, в двух словах, как складывались отношения крымских ханов середины 18 века с их новыми и весьма своевольными подданными: а именно, ногайскими ордами причерноморских степей?

Я уже рассказывал, что с середины 17 века началось массовое переселение в материковые владения Крымского ханства прикаспийских ногайцев. Этот народ после распада Золотой Орды создал собственное государство – Большую Ногайскую Орду, лежавшую между реками Волга, Урал и Эмба. Над ней не было хана, и главным лицом в Большой Ногайской Орде являлся независимый верховный бей. Изначально эта Орда отнюдь не была дружественна Крымскому ханству и даже не раз воевала с Крымом, потому что опасалась, что крымские ханы хотят лишить ее независимости и подчинить себе – и надо сказать, что такие попытки Крым действительно предпринимал неоднократно. В итоге, Большая Ногайская Орда все-таки утратила независимость, но завладело ею не Крымское ханство, а Московское царство, подчинившее ногайцев вслед за Казанским и Астраханским ханствами.

Около ста лет ногайцы жили под русским господством, подвергаясь различным утеснениям царских воевод, пока на их кочевья с востока не явились из Монголии новые переселенцы: калмыки – народ крайне воинственный и откровенно враждебный к ногайцам. Москва явно благоволила к калмыкам, используя их как инструмент контроля над ногайцами, которых подозревала в неблагонадежности и в тайных связях с Крымом и Турцией. И этот усилившийся гнет, уже не только русский, а двойной, русско-калмыцкий, стал для ногайцев последней каплей, которая заставила многие десятки тысяч их покинуть свои прежние кочевья и переселиться на запад, во владения крымских ханов.

Ханы позволили прикаспийским ногайцам создать на территории ханства собственные отдельные орды

Ханы, помня прошлые напряженные отношения с Большой Ногайской Ордой, не до конца доверяли этим беженцам, и поначалу расселяли их малыми группами по улусам крымских степняков, уже давно обитавших в Крыму, чтобы беженцы не сгруппировались вместе и не превратились в отдельную силу. Однако из-за огромного объема переселенцев этот план не удался, и тогда ханы позволили прикаспийским ногайцам создать на территории ханства собственные отдельные орды, во главе каждой из которых Бахчисарай назначал специального наместника, носивший титул «сераскер».

Таким образом, к середине 18 века в Северном Причерноморье сложились 4 ногайские орды: Буджакская (занимавшая междуречье Дуная и Днестра), Едисанская (между Днестром и Днепром), Едичкульская (между Днепром и Перекопом) и Кубанская, располагавшаяся, соответственно, в степях Кубани.

Эти орды жили и управлялись отдельно от прочего татарского и турецкого населения, поселившегося в Причерноморье ранее, населявшего там прибрежные городки вроде Аккермана и Очакова и подчинявшегося не Крымскому ханству, а Османской империи. Владения же ногайских переселенцев занимали степные пространства этих регионов, и во главе их, как я уже сказал, стояли ханские наместники – сераскеры.

Этих сераскеров ханы назначали из числа членов собственной династии

В середине 18 века этих сераскеров ханы назначали из числа членов собственной династии, и для целого ряда крымских правителей 18 столетия пост сераскера в Северном Причерноморье стал, так сказать, первой ступенькой карьерной лестницы в продвижении к ханскому престолу. А некоторые особо беспокойные члены ханского семейства порой пытались использовать эти посты и как трамплин к немедленному достижению ханской власти путем мятежа, используя подвластных им ногайцев как собственное войско в восстаниях против законных ханов.

Вот один из примеров таких событий, разворачивавшихся на этих территориях. Мы подробно знаем о нем отчасти благодаря донесениям иностранных посольств в Крыму, а отчасти благодаря турецким документам.

В 1750-х годах сераскером Едисанской орды был Саид Герай-султан , брат правившего тогда в Бахчисарае хана Халима Герая . Саид Герай, надо сказать, был не просто чиновником, но и талантливым поэтом. Он оставил свои подробные и очень интересные воспоминания о жизни в степи среди ногайцев, и его записки являются теперь ценнейшим историческим источником, потому иных источников о повседневной жизни на этих территориях, собственно говоря, сохранилось вообще весьма немного.

Так вот, Саид Герай мирно и спокойно правил Едисаном, когда вдруг в соседней орде, Буджакской, вспыхнуло восстание. Оно вспыхнуло потому, что прежний ханский сераскер Буджакской орды умер, а на смену ему хан Халим Герай назначил своего молодого сына, Саадета Герая . По своим деловым качествам Саадет Герай совершенно не подходил на такой пост, и советники предупреждали хана об этом, но Халим Герай все-таки волевым решением назначил Саадета сераскером в Буджак, тем более что на этом настаивала и жена хана.

Саадет Герай, прибыв к ногайцам, начал упиваться там властью, казня правых и виноватых и, сверх того, в качестве штрафов за истинные и мнимые провинности, конфискуя последние остатки выращенного ногайцами зерна, обрекая тем самым подданных на голод. Неудивительно, что Буджакская Орда восстала против такого правителя, сбросила его, затем бунт перекинулся на соседний Едисан, и даже ни в чем не повинный Саид Герай был вынужден оставить свою резиденцию и скрыться от мятежников в Стамбуле.

Тогда хан Халим Герай стал собирать в Крыму большое войско, чтобы сурово покарать взбунтовавшихся ногайцев, но тут в дело вмешался другой ханский родич – Кырым Герай .

На тот момент Кырым Герай проживал в Болгарии, в поместье, предоставленном ему османским султаном. Услышав о волнениях в степях, он немедленно прибыл туда, возглавил это стихийное восстание, собрал вокруг себя огромное войско числом до 150 тысяч человек и потребовал у султана, чтобы тот немедленно отправил в отставку Халима Герая, оказавшегося неспособным мудро управлять своими подданными.

Чтобы утихомирить бунт, султан выполнил это требование, сместил Халима Герая, а новым ханом назначил самого Кырыма Герая

И, чтобы утихомирить бунт, султан выполнил это требование, сместил Халима Герая, а новым ханом назначил самого Кырыма Герая. Таким образом, с прямой помощью причерноморских ногайцев, в 1758 году началось правление этого выдающегося хана.

Это пример восстания, которое завершилось, можно сказать, удачно, потому что в результате него на крымский престол взошел действительно способный и достойный правитель. Однако и до, и после него имелись и иные примеры, которые не несли Крыму ничего хорошего, кроме совершенно ненужных и крайне вредных для государства смут и потрясений. Кроме того, участие в таких мятежах против законных ханов весьма плохо влияло на дисциплину среди орд и их готовность повиноваться центральной власти в Бахчисарае. А различные массовые наказания, которые ханы порой накладывали на орды за участия в таких бунтах, лишь еще больше отчуждали степняков от бахчисарайского правительства. И в скором времени все это весьма негативно сказалось на роли этих причерноморских орд в событиях русского завоевания Крыма. Однако сейчас, в середине 18 века, этого, конечно, еще никто не предвидел.

Продолжение следует.